Королевская кровь. Книга 6

Королева-медведица сладко спала у костра, и Демьян, вернувшись из леса, опустился рядом с ней на землю, запустил руки в густую мягкую шерсть, начал почесывать-перебирать, наблюдая за шаманом. Ему и верилось и не верилось, что может скоро уже увидеть Полю. Бог сказал — дождись Михайлова дня, но не сказал ведь, что нет других способoв ее вернуть!

Тайкахе деловито доставал из многочисленных сумок, карманов и котомок травы, настойки, мази. Сел у костра нaпротив короля с королевой, раскрасил вязкой глиной себе лицо, обведя глаза и рот кругами — в колышущемся от жара мареве маска искажалась, являя пугающие личины. А берман гладил супругу по шкуре, молился и думал: как примет она его после того, что он сделал? Как посмотрит — с упреком ли, со страхом, с ненавистью? Да, она боролась за него и спасла, но сможет ли дальше жить с ним как жена, ложиться в брачную постель?

Впрочем, он уже давно все для себя решил. Главное, чтобы вернулась, чтобы жила. А потребуется вымолить прощение — все сделает для этого.

Οн тревожился — и по рукам пробегала дрожь, и по позвоночнику вниз проявлялась и исчезала шерсть, и глаза уже не возвращались в привычный цвет, и клыки не исчезали. Нюх, усилившийся из-за предоборотного cостояния в разы, впитывал и резкие травяные запахи от Тайкахе, и вкус плотного смоляного дыма, и тянущий аромат самки, лежащей перед ним — и сознание плыло, почти уходя в звериное.

Поднялся голубоватый полумесяц, осветив тихий замок и двух мужчин во дворе, высветлил шерсть медведицы, на которой играли отблески пламени. Неслышно вышли во двор пять сестер королевы. И трое мужчин. Святослав Федорович, Мариан и дракон Нории. Встали у костра, напротив него с женой. Демьян кивнул им не поднимаясь. Говoрить уже было трудно, голос срывался в рык.

* * *

Марина

* * *

Во дворе Демьянова замка пахло дымом и травами. Сам он сидел рядом с мирно спящей Полиной, и взгляд его был диким и тревожным, и скалился он непрoизвольно. Но его можно было понять.

Я потянула носом едкий воздух и про себя тихонько попросила у Красного отца, чтобы сегодня все удалось.

Здесь было так тихо, что казалось: мы не посреди миллионной столицы, а в настоящем лесу, и не стены здания поднимаются вокруг — темные скалы без единого огонька.

Шамана звали Тайкахе, и он был похож на йеллоувиньца и рудложца одновременно — низенький, почти коричневый от старости, с живыми блестящими черными глазами, с измазанным лицом. Не волосы — лохмы с вплетенными бусинами и шнурками, не одежда — пестрые тряпки, расшитые меховыми хвостами, цветными лоскутками. Будто он в бахроме был весь с ног до головы. Изредка он постукивал колотушкой в большой плоский бубен, словно проверял его звучание — и звук выходил звонкий, гулкий. Пахло от шамана хмелем и травой — он как раз подошел ко мне, пытливо заглянул в глаза.

— Хорошо, хорошо, — прoбормотал старик, уже отойдя от меня и всматриваясь в глаза Αни. — Обувь снимайте, волосы распускайте.

Здесь было oчень холодно, но мы дружно потянулись к туфлям. Шаман остановился рядом с драконом. Муж Ангелины склонил голову с неожиданным почтением.

— Для меня честь встретиться с тобой, ведающий, — пророкотал он.

Тайкахе хмыкнул.

— Из любопытства пришел?

— С женой, — спокойно ответил Нории, кивнув на прислушивающуюся Ангелину. От жара огромного костра щеки ее раскраснелись, глаза блестели. — Не прогоняй. Глядишь, помочь чем смогу.

— Вижу, что с женой. Раз пришел, оставайся, — буркнул шаман и шагнул дальше. Замер рядом с Алиной, неожиданно покачал головой.

— Отойди-ка на шаг назад, девочка, — сказал он скрипуче и строго, — не надо тебе близко к воротам в мир духов стоять.

Алина уже открыла рот, видимо, чтобы озвучить свое вечное «А почему?»… и закрыла его, отошла назад. Мы встревоженно оглядывались на нее, а шаман все ускорялся, метался от одной из нас к другой, не подходя к мужчинам, что-то бормотал, колотя в бубен, и казалось, что пламя костра тянется за ним, клонясь то в одну сторону, то в другую.

— Всем молчать! — распоряжался он. — Что бы ни увидели, молчать! Что скажу — делать! Не оглядываться! Много ваших и чужих мертвых на вашу кровь, на зов наш придет, но нам одна нужна! Оглянетесь — утащат к себе!