— А сейчас будет еще вкуснее, — пообещала я, перевернула пакет и вытряхнула на стол, уставленный яствами, порченую муку. — Ну, — я наблюдала за изумленными физиономиями, обнаружившими в супе белых червей, — что же вы не едите, господа? Господин Фемминс? Ешьте, прошу. Ешьте, — рявкнула я срывающимся голосом и смела тарелки со стола в сторону мэра. В глазах заплясали темные пятна.
— Да что вы себе позволяете, — возмутился Фемминс тонким голосом, отряхиваясь от супо-червивой смеси.
— Я позволяю? — тихо спросила я. В голове установилась звенящая тишина. В комнате похолодало, а от моей руки, которой я опиралась на стол, потек лед — и стол треснул, раскалываясь на части. — Я позволяю? Пока мой муж защищает нас от врагов, пока наши люди там гибнут, вы тут наживаетесь и званые обеды устраиваете? Уроды. Да я вас под трибунал отдам. Скоты без совести и без родины. Свиньи.
Голос завибрировал, и вся тревога, вся злость и боль мои вылились в оглушительный всплеск — отшвырнувший людей к стенам, выбивший окна и двери. Вокруг выл ледяной ветер, а я пыталась собраться, потому что среди попавших под удар были и мои охранники. Люди корчились у стен, а мэр, стоя на четвереньках, кричал:
— Госпожа герцогиня, пощадите. Пощадите. Виноват. Как попутал кто. Пощадите.
Из носа его текла кровь. Я сглотнула, посмотрела на лежащих, закрывших головы охранников — слава богам, живы. Сжала кулаки — и огонь, полыхающий в крови, стал утихать.
— Все вон, — приказала я, задыхаясь, и аристократы, пригибаясь, покинули столовую. — Алексей, Виктор, целы?
— Так точно, ваша светлость, — пробасил один, — вскользь прошло. Вы не переживайте, нас инструктировали, что такое может случиться, так мы, как ветерок подул, уже готовы были.
Я почувствовала, что краснею. Гнев утихал — а ползающий причитающий мэр вызывал омерзение и гадливость.
— Встаньте, Фемминс, — сказала я с брезгливостью. — Возьмите бумагу и ручку. Пишите.
Мэр, утирая текущую из носа юшку, засуетился, мечась по разгромленной столовой, наконец, откопал где-то бумагу и ручку и, пристроившись у стены, приготовился писать.
— Первое, — сказала я, — все беженцы должны быть обеспечены трехразовым горячим питанием и достойным кровом. Мне плевать, где их поселят, но если не найдется достойных помещений, они будут жить в вашем доме и в домах ответственных чиновников. Если я еще раз услышу жалобу на то, что выдают просроченные продукты, все причастные пойдут под трибунал. Вы меня услышали?
— Д-да, — проблеял он. Руки его дрожали, но мне не было его жалко.
— Второе, — я отпихнула носком ботинка кусок стола, подошла к разбитому окну и села на подоконник, — все водители, у которых есть транспорт, на котором можно перевозить раненых, обязаны в течение двух дней явиться в мэрию для распределения по госпиталям герцогства. С ними проведут инструктаж, санируют машину и будут использовать для перевозки легко раненных. Каждому поступившему на работу водителем будет выделяться двойной паек на него и всю его семью. Если владелец машины не хочет рисковать, он обязан передать машину под выкуп на нужды медслужб.
Третье. В больницы и на сопровождение к машинам скорой помощи срочно требуются санитары. Приглашаются здоровые, чистоплотные и готовые к тяжелой и опасной работе люди. Насильно на фронт никого отправлять не будут. Но работающие в госпиталях получат доппаек и зарплату, а те, кто будет работать на фронте, получат паек на всю семью.
Четвертое. В госпитали требуются доноры крови. Донорам будет вручаться недельный паек.
И пятое. Мэр Фемминс отстраняется от управления Виндерсом и до окончания расследования помещается под арест. Исполняющий обязанности мэра будет назначен в ближайшее время. Снизу допишите пометку: данный приказ транслировать по телевидению и радио. Дописали? Дайте сюда бумагу.
— Госпожа герцогиня, помилуйте, — застонал мэр, дрожащей рукой передавая мне лист. Я перечитала, расписалась.
— Я и так вас пожалела, — сухо ответила я. — По-хорошему, Фемминс, вас нужно отправить в расположение моего мужа. Я думаю, что он не будет столь добр, как я, и арестом за преступления и вредительство в военное время не ограничится. Алексей, — я обратилась к одному из охранников, — попроси секретаря господина Фемминса вызвать сюда заместителя мэра. Если он убежал, найдите и доставьте ко мне.
— Все будет сделано, ваша светлость, — подтвердил гвардеец и вышел.
Заместитель мэра Вернбидж, такой же белый, как сам Фемминс, явился через две минуты и вытянулся посреди разгромленной столовой, стараясь не коситься на начальника. Они забавно смотрелись — невысокий лоснящийся толстяк Фемминс и высокий, худой и рыжий заместитель с типично инляндским унылым лицом. Я изложила ему свои требования, передала бумагу. Заместитель слушал, все больше белея, мэр шел красными пятнами и тяжело, грустно вздыхал. Будто это его, беднягу, кормили испорченными продуктами.
— Уводите, Алексей, — приказала я, и гвардеец, подхватив мигом вспотевшего мэра под ручки, вывел его из кабинета. Со мной остался второй охранник и заместитель градоначальника.