– Еще немного терпения. Последний штрих – угости чем-то Эдера или Розу.
– Им это не навредит? – хмурится принцесса.
– Ничуть. Но маджеры улавливает даже самые сложные схемы.
– Точно?
– Да.
Конечно, я тоже был способен определить даже алые, но мне нравилось, с каким любопытством Алисия берет с тарелки рогалик и на ладони подает Эдеру. Тот, не принюхиваясь, слизывает лакомство огромным языком. Девушка смеется от щекотки, а затем угощает львицу. Я же чувствую себя фокусником, но мне это тоже нравится.
– Все чисто, – говорю я, когда маджеры тянутся за добавкой. – Эй, дайте поесть Алисии.
Львы делают вид, что обижены, причем Роза не отстает от Эдера в актерских талантах. Но нам с принцессой точно не помешает позавтракать.
– Мне не интересна жизнь при дворе, – признается она. – Но я хочу узнать о своем отце.
Я понимаю, что рано поздравил себя с тем, что удалось разговорить Алисию. Не будь она сама заинтересована в этом разговоре, ни за что бы не покинула свое купе. Получается, пока я подбирал ключик к принцессе, она также осторожно подбиралась ко мне.
Захотелось даже над собой посмеяться, но я не стал. Между нами далеко до полного доверия, и у меня создавалось впечатление, что я хожу по весеннему льду: одно неверное слово, и я окажусь под водой. Поэтому я подвинул к себе блюдо с омлетом и уточнил:
– Думаю, вас интересуют не общеизвестные факты?
– Общие я знаю, но вам наверняка есть, что рассказать.
– Мой отец был одним из советников Гориана, поэтому его величество я знаю с детства.
Я ловлю малейшее движение Алисии, и сейчас она немного расслабляется, будто до этого момента опасалась, что я не стану отвечать. Может, вовсе набиралась смелости, чтобы спросить о Гориане.
– Какой он? Какой он человек?
– Сложный.
– Сложный?
– Да. Смелый, отважный, прямолинейный. Он действительно предан своей стране и своему народу, и положил всего себя на благо Леграссии. Но при этом вспыльчивый, его привычка говорить прямо, что думает, несколько раз выходила ему боком, а однажды чуть не обернулась войной с Ожанией. К счастью, тогда удалось перевести все в шутку. Кстати, юмор у вашего венценосного отца тоже специфический.
Глаза Алисии расширяются:
– Например?
– Он любит различные розыгрыши над придворными, – усмехаюсь я. – Он всегда был талантливым магом, поэтому иногда создает схемы не только дела ради, а для развлечений. Потом приказывает расставить схемы-ловушки на праздниках. С попадающими в эти схемы, случаются различные конфузы. Придворный вдруг начинает разговаривать стихами или петь какую-нибудь известную арию. Или парик сменит цвет с благородной седины на ярко-зеленый. У кого-то губы слипнутся, и он слова не сможет сказать.
– Кошмар! – восклицает принцесса, хотя прикусывает губу, еле сдерживая улыбку. – Бедняга, наверное, хотел есть.
– Эффект держался часа до двух, так что от голода никто не умер.
– У моего отца действительно странные шутки.
– Да, он это любит. По крайней мере, любил раньше. Его болезнь прогрессирует, и он все меньше наслаждается жизнью, все реже появляется на празднованиях.
Улыбка Алисии тает, совершенно забыв про завтрак, она подается вперед:
– Что с ним?
– Королевские маги-лекари говорят, что болезнь Гориана уникальна, и поэтому от нее нет лекарства. Его силы, магические и физические, практически истощены, и непонятно, что именно их вытягивает. Его величеству ничего не помогает, и только лекари с помощью магии поддерживают в нем жизнь.
Я с детства восхищался Горианом, слушал о его подвигах, о создании им новых схем, своими глазами видел, как он творит историю Леграссии. Я помнил его полным сил мужчиной, глаза которого горели бесконечной увлеченностью тем, что он делал. А делал он добро для своего народа. Поэтому было больно и как-то неправильно говорить о том, что наш король превратился в немощного, стоящего одной ногой в могиле старика.
Возможно, я слишком задумался, потому что уставился на пробегающий мимо пейзаж, а когда снова повернулся к Алисии понял, что принцесса яростно трет глаза.
– Но ведь должно же быть лекарство! – восклицает она срывающимся голосом.
Алисия оказывается у меня на коленях прежде, чем успевает разреветься. Я даже этот путь не замечаю: как поднялся, как подхватил ее, как мы вместе практически рухнули обратно в кресло. Все, что важно – слезы моей милой принцессы-цветочницы. Слезы, которые рвут сердце на лоскутки.
– Он не может умереть. Я ведь только его нашла! Только узнала, что он мой папа…
Я притягиваю ее голову к своей груди, позволяя выплакаться, укачивая и шепча:
– Алисия, ты вот-вот увидишься с ним.
– А если я опоздаю?
– Ты успеешь вовремя. Обещаю.
От такого она перестает плакать, только шмыгает носом, а после запрокидывает голову, глядя на меня влажными, но строгими глазами. Самыми любимыми глазами.
– Ты не властен над смертью.
– Не властен, – признаюсь. – Но я хочу, чтобы ты с ним увиделась.