Дориана завопила, в комнату ворвались еще с десяток гвардейцев, а я услышала резкое:
– Арестуйте ее!
Резкое, сказанное голосом… моего отца?
Обернувшись, взглянула на Гориана, который сейчас поднялся и стоял, широко расправив плечи. Взгляд, устремленный на меня, был полон огня и ярости. Гвардейцы бросились ко мне, Эдер оглушительно зарычал, но его рык перекрыл приказ короля:
– Не мою дочь. Мою жену. Я приказываю арестовать Дориану Бальскую.
Глава 27
Какая ирония: навестить мать в Аелуре, и через несколько дней оказаться в тюрьме самому. Рассмеялся бы, если бы мог, но сейчас мне было не до смеха.
Я подставился и подвел Алисию.
Алисию, эри Лимор, мать, страну… Гъерд бы побрал эту стерву Дориану!
И Себастиана с ней заодно!
То ли мое положение было достаточно высоким, то ли это была насмешка со стороны королевы, но мне досталась камера побольше той, в которую заключили леви Виграс. А еще здесь имелось освещение – две слабенькие световые схемы в верхних углах темницы. Толку от этих преимуществ, если мои запястья и лодыжки украшали наручники и кандалы с выгравированными на них схемами, блокирующими мои силы? Учитывая магическое нутро и надежность крепости, этот факт тоже заставлял криво усмехаться. На этот раз королева и Себастиан, гъерды их раздери, решили перестраховаться и исключить мою малейшую попытку достучаться до собственной магии.
Я ее не чувствовал.
Совсем.
Ни крошечного огонька, ни искры, все было даже хуже, чем когда мы с Алисией обменялись магией. Каждая моя схема, начертанная на камне камеры, оставалась простым рисунком: даже королевская мощь не могла пробиться сквозь защиту Аелуры. Розу я тоже не чувствовал, вместе с магией исчезла и львица. Уснула где-то в недрах моего разума.
Но утерянная магия волновала меня меньше всего. Я бы всю отдал, до самой капли, только бы защитить Алисию!
Там, во дворце, я сделал правильный выбор. Я разорвал круг алой схемы, и Алисия пришла в себя. Об этом говорили и взгляд любимой, полный растерянности и тревоги, и появившийся посреди бального зала Эдер. Лев порадовал особенно, потому что мог сражаться за свою владелицу, и потому что через него я успел передать ей жемчужину.
Но это не отменяло того, что в прошлый раз жемчужина Алисии не помогла, и того, что я теперь в тюрьме, а моя женщина осталась у врага. От подобных мыслей львом хотелось метаться по клетке, но кандалы и наручники надежно удерживали меня возле стены. Я мог сделать разве что пару шагов.
Эта мысль сводила с ума!
Как и та, что именно я все это допустил.
Где-то за стеной, что закрывала вход в камеру, лязгнули двери, раздались шаги. По моим ощущения прошло не больше пары часов, превратившихся в вечность, и с тех пор, как меня сюда привели, никто не приходил. Учитывая, что «королевская» камера находилась в самом конце коридора, пройти мимо никто не мог, а значит, эти гости по мою душу.
Когда в камеру ввели Зигвальда, я понял, что хотел бы ошибиться, но передо мной был мой брат. Его темно-зеленый костюм был в грязи и в пятнах крови, кое-где видны подпалины на ткани. Длинные волосы, туго собранные в косу, растрепались, но на губах Зига застыла привычная издевательская насмешка, которая выглядела дико в сочетании с разбитой губой и горящими яростью алыми глазами.
– Ты обещал защитить Алисию, Райн. Какого гъерда прохлаждаешься в Аелуре?
– А ты должен был спасти Эле! – я сжал кулаки и поднялся, наблюдая за тем, как Зигвальда в таких же как у меня наручниках и кандалах приковывают к противоположной стене.
– Я и спас. Привез ее домой, а тут сюрприз в виде королевской гвардии и магов. Пришлось оставить сестренку с Киром и матерью и сопроводиться, куда попросили.
– Меня раскрыли, – я снова вернулся на койку, на которой до этого сидел.
– Я заметил, – сухо бросил Зиг и крикнул вслед уходящей страже: – Эй! Я герцог, мне что, не положена одиночная камера?
Те ничего не ответили, только активировали артефакт, запирающий стену. Мы с братом остались одни.
– Меня тоже волнует этот момент. Зачем ты здесь? В моей камере.
– В твоей? Теперь она наша.
– Но все же?
– Приказ герцога Марирского.
Себ! Что он задумал?
– Он заодно с королевой.
– Что произошло? – Зигу больше не нужно было выделываться на публику, и он превращается в саму сосредоточенность. – Что с Алисией?
– Она в порядке, – заверил я. – По крайней мере, я надеюсь. Гъерд! – Я стукнул по камню кулаком. – Я очень на это надеюсь.
Я рассказываю о том, что случилось до бала и после, а Зигвальд внимательно слушает. Не перебивает даже когда я дохожу до разговора с Жанной. Не знаю, больно ему или безразлично, но он молчит, только постукивает пальцами по ноге. Молчит ровно до того момента, когда я объясняю, как оказался здесь, и в чем меня обвиняют.
– Есть идея, как отсюда выбраться? – спрашивает Зиг.
– Либо через королевское помилование, либо через эшафот.
– Ты всегда был пессимистом, Барельвийский! И за что тебя Алисия выбрала?