Королевский штандарт

В народе Никитина не призирали, оправдывая даже его пьянство. Когда дело дошло до воровства, стали смотреть косо, но обращались к нему за помощью, ведь, несмотря на его пристрастие, он был мастером своего дела. Покрыть крышу, спилить наличники для окон, он делал все это с душой. И все было бы так, если бы не его язык, который молол все, что нужно и не очень. Если возникал спор, он стоял до конца, не сдаваясь, даже если точно знал, что не прав.

И вот у него не осталось никого, кроме Йована. С которым, кстати говоря, сложились весьма хорошие отношения еще там, в Сербии. Йован два раза был в России и видел, во что превратилась жизнь друга. Он не раз пытался воздействовать на него словами, но все было тщетно.

Теперь, когда Йована не было рядом, он был одинок, с утра и до вечера. Даже малые дети, видевшие его идущим куда-то, кричали «Берегись Колька идет» и разбегались.

Терпеть это подвластно не каждому, и Николай не мог, но в сотню раз сложнее было перебороть свой характер, ведь едва он выходил на улицу и здоровался с соседями, скромно кланяясь и продолжая путь, после услышав в свой адрес бранное слово, тут же давал словесную защиту. Даже сумев побороть это и не отвечая на оклики толпы, он не мог вернуть расположение окружающих, ведь свое имя он пятнал годами, и за месяц очиститься, конечно, не мог.

Со временем он стал появляться на улицах все реже, одевался в стираную, но протертую рубаху и такие же штаны. Всегда ходил, склонив голову вниз, не взирая на окружающих его людей. Проходя мимо тех, кого знал достаточно давно, слегка приподнимал свою голову, кланялся и говорил. «Будьте здравы, люди» и, не дожидаясь ответа, шел восвояси, а ответы были всегда одними, яростными клочками брани и оскорблений.

Надеяться было не на кого, даже на Бога он не имел веры и был убежденным атеистом, и от осознания собственного одиночества плакал навзрыд, будучи уединенным в своем маленьком доме.

Ему нужна была чья-то поддержка, он желал вступить на путь правды, и справиться со всеми пороками, но народ не принимал его никаким, и с каждым днем лишь сильнее кричал ему обидные слова, осуждал за его грехи, имея за спинами сотни таких же.

Глава 8

Иван Лапоухов блестяще продолжил дело Полибина, его полк быстро занял сначала Юго-Запад, а затем Север оставшихся сопротивляющихся территорий. Он шел в бой вместе с солдатами, всегда произнося им напутствие. Его любил его полк, ведь он знал поименно каждого своего солдата и участвовал в их жизни. По примеру Суворова, он принимал трапезу из одного котелка с ребятами и спал у одного костра. В дозоре он стоял по общей очереди и траншеи копал, как и все, до мозолей на руках. «В жизни я не люблю лишь трусов и лентяев» – говорил он солдатам.

Его спрашивали:

– А как же предатели?

Он отвечал:

– А предатели – это и есть трусы!

Гофмана он встретил с радостью и удивлением, Кристиан заявил о желание участвовать в завтрашнем сражении на Западе, никакие уговоры друга не помогли. Просидев у костра с Гофманом чуть больше, чем обычно Иван сидел с солдатами, они говорили о жизни:

– Ваня, скажи, ты знал Йована Митича?

Лапоухов удивился:

– А откуда тебе известно о нем?

– Так знал?

– Я знаю его и сейчас, но он пропал во Франции, так откуда ты знаешь его?

Кристиан коротко ответил:

– Он отец моей жены.

– Вот это новости, не знал, что у него дочь в Пруссии.

– Она в Петербурге, мы женились аккурат перед уездом.

– Ну, дела, а что тебе до него?

– Аннушка сказала, что перед его уездом, видела какие-то бумаги, связанное с восстанием в Польше.

– Да, ну? Получается тебе немедля возвращаться надо.

– Вместе вернемся, скоро, а теперь давай спать.

Утром готовилось масштабное наступление, Иван собрал своих солдат для напутствий, возле него собрался весь его полк, каждый слушал внимательно, как ребенок слушает сказку матери, ища в ней что-то для себя. Он очень переживал о предстоящем сражении. Ночью он много думал об этом, и слагал тактику. Полк собрался, и Иван, встав к ним лицом, поочередно заглядывая в глаза каждого, начал говорить:

«Друзья мои, мои военные сыновья. Сегодня мы в очередной раз идем защищать нашу матушку Россию; не все сегодня вернутся живыми, возможно, и я не вернусь, вы тогда меня закопайте в братской могиле, вместе со всеми, кто сегодня со мной уйдет, из палок крест сделайте и в изголовье воткните, да табличку повесьте: «Здесь покоятся русские солдаты». Ворог, он же не зверь, кощунствовать над могилой не будет. Да те, кто вернется живым, отыщите в Петербурге отца Иллариона, пусть отходную по всем воинам прочтет, да заочно всех отпоет. Коли жив останусь, никого из вас не забуду, каждое ваше имя в моем помяннике записано, за каждого молюсь. Победим сегодня, там и до дома рукой подать, а не победить мы не можем, с нами Бог! В бой, родимые!»