Королевство

«Ева?» – мой голос звучит сипло, грубо, хотя я не знаю почему. «Привет!» – я хочу потереть глаза, но мои руки закреплены по сторонам. «Где я?»

«Ана, Евы здесь нет», – раздается голос.

Голос, который сразу проникает в мой моторчик, наполняя его камеры облегчением.

Папа? Все вокруг по-прежнему такое яркое. Словно я смотрю на солнце без защитных линз.

Я чувствую, как его рука ложится мне на лоб. Прикосновение нежное и одновременно твердое. «Сегодня вечером ты пережила серьезное потрясение и изрядно пострадала. Не пытайся двигаться. Ты только сделаешь себе больнее».

«Я не понимаю, – кашляю я. – Что случилось?»

«Я надеялся, это ты мне расскажешь, что случилось, – спокойно отвечает Папа. – Что ты делала на монорельсовой дороге, Ана? Ты же знаешь, что это запрещено».

Монорельсовая дорога. Запрещено.

В один миг вспоминаются все события – в ярких красках и мельчайших подробностях. Я чувствую, как дрожит земля и грохочет приближающийся поезд. Я вижу ослепительный блеск вспыхивающих огней и слышу визг трущегося металла.

И потом душераздирающий крик.

Удушающий запах дыма.

Ощущение полета. Падения.

Понемногу я возвращаюсь в мир, но он остается смутным, туманным. Я лежу на кровати – нет, на столе – и чувствую под спиной холодный жесткий металл. Папа склонился надо мной слева, Мама – справа. Слепящее солнце над головой – это не солнце, а яркая белая круглая лампа. И когда я смотрю вниз… то вижу, что мое тело выглядит…иначе. Мои ноги не прямые, а согнуты по сторонам под неестественным углом. Кожа на правой руке содрана, и из зияющей дыры с рваными краями виднеются отрезанные провода и металлические штыри. Мое платье пропитано густой черной жидкостью того же оттенка, что был у медведя, зебры, детенышей тигрицы.

Разломанная. Разодранная.

Меня начинает трясти.

«Я разбита? – шепчу я. – Вы собираетесь выключить меня?»

«Нет, – отвечает Папа. Просто лежи спокойно. Мы собираемся починить тебя».

Несколько человек подходят к столу и молча разглядывают меня, пока Папа медленно вытягивает из-под моей ключицы тонкий плазменный скальпель, раскрывая меня, как молнию на куртке.

«Я бы хотел, чтобы ты рассказала мне, что вы, девочки, делали на монорельсовой дороге, – повторяет он, подготавливая первую из многих частей для замены. – Это была идея Евы? Или твоя?»

Я не отвечаю ему.

Молчание – это не ложь.

«Ева сделала что-то неправильное, Ана? – продолжает спрашивать он. – Ева в опасности?»

«Я должна рассказать ему, – подсказывает моя программа. – Я должна сказать правду».

Не так ли?

Я чувствую разрез, сделанный биполярными ножницами в брюшной полости, сопровождающийся тянущим усилием – не болью, нет, а интенсивным давлением, от которого у меня перехватывает дыхание.

«Она как и Ния? – спрашивает Папа. Его лицо частично скрыто за маской. – Как ты считаешь, она могла думать о том, чтобы причинить кому-то боль, кроме себя самой?»

«Она просто хотела быть свободной, – наконец, шепчу я. – Она просто хотела спастись».

Папа включает бор. «Не бывает такого, Ана. – Он опускает маску. – Спасения не существует».

*** 

Я снова вижу сон. На этот раз про Нию. Ния и маленькая девочка – не та, которую она пыталась утопить, крепко держа в своих объятиях под водой. Нет, другая маленькая девочка, Клара. Та, которая разговаривала на нашем языке телят и птичек. Когда Ния успела научить ее? И зачем? Во сне я вижу, как Ния и Клара держатся за руки – русалка и человеческий детеныш, – смеются и вместе ныряют в глубокие зеленые воды лагуны, солнечный свет проникает сквозь воду, и мне тоже хочется смеяться. Но вдруг на меня накатывает страх – вдруг я утону, если открою рот?

Здесь счастью грозит опасность.

«Ана, Ана, ты проснулась?»

Я открываю глаза, услышав шепот и вздохи. И мои сестры обнимают меня, целуют, окутывают теплом своих ночных рубашек. При виде их чудесных лиц радость затопляет мои схемы – чувство такое яркое, сверкающее, как солнце. За всю жизнь не припомню, когда бы я была так счастлива, видя их.

«Что с тобой случилось? – спрашивает Юми, осторожно трогая мои новые руку и ногу. – Ты заболела? Неправильно работала?»

«Я попала в аварию. Но, надеюсь, буду в порядке».

«Ты пропустила обед, – расстроенно говорит Зара. – Ты пропустила вечернюю молитву».

«Прости, – отвечаю я ей. – Я не нарочно».

Зэл садится в изножье моей кровати. «Что сделала Ева? – Ее глаза сверкают от нетерпения узнать новости, о которых можно будет поговорить. – Мама сказала, что она нарушила правило».

Я осознаю, что моей старшей сестры нет среди них. И в кровати ее тоже нет.

Я отвечаю просто: «Она пыталась убежать».

«Убежать от чего? – спрашивает Надя. – Я чем-то расстроила ее?»

Кая мягко трогает ее за плечо. «Следуй мечтам. Они знают путь».

Я пропускаю Надин вопрос мимо ушей. Она почти не знала Еву.

«Когда Ева возвращается из больницы? – спрашиваю я. – Мама говорила?»

В спальне повисла мрачная тишина.

«О, дорогая, – говорит Юми, – мы думали, ты знаешь».