Королевство

МИСС БЭЛЛ: Понятно. А влюбленность – это тоже механизм выживания?

Д-Р КРУЗ: Ана не влюблялась в Оуэна больше, чем он «был влюблен» в нее. Девочки зеркалят человеческие эмоции для построения доверительных отношений с нашими посетителями. Это часть мечты, для продажи которой они и были созданы. Но мечта – это вымысел, мисс Бэлл. Ложь. В некотором роде, Волшебницы и есть – самая большая ложь.

МИСС БЭЛЛ: Но почему тогда Ана изо всех сил старалась встретиться с ним, если программа каждый раз советовала ей не делать этого?

Д-Р КРУЗ: Компьютеризированный ум гибрида может «залипать» на человеке или идее и работать как бесконечно повторяющийся цикл со сломанным кодом. Такое явление мы наблюдаем не впервые, и, кстати, оно как раз и было целью нашего исследования.

МИСС БЭЛЛ: Если Ана вела себя как человек, влюбленный в Оуэна, на каком основании Вы утверждаете, что на самом деле она не была влюблена?

Д-Р КРУЗ: Вести себя – это не настоящее. Настоящая любовь – это инстинкт. Связь. Для нее необходимо намерение. Влечение. Эмоционально сложное проживание собственного «я». Взаимность.

МИСС БЭЛЛ: Другими словами, Вы говорите, что любовь не может быть настоящей… если другой ее не разделяет?

Д-Р КРУЗ: [Сердито.] То, что я говорю, мисс Бэлл, это то, что г-н Чен был нанят на работу в качестве Наблюдателя с одной единственной целью: тестировать и контролировать способности Аны вести себя противоположно своей программе. Каждая их встреча – начиная с первого разговора в саванне и заканчивая ночью его трагической смерти – планировалась, контролировалась и исполнялась.

МИСС БЭЛЛ: Это Вы дали задание Оуэну поцеловать ее?

Г-Н ХЕЙЗ: Протестую.

СУДЬЯ: Принято.

Д-Р КРУЗ: [Пауза.] Да.

50

Август Ворона чатам

Тринадцать месяцев до суда

После нашего поцелуя я не видела Оуэна целую неделю.

Лето выдалось небывало жарким, удушающим. Температура взлетела до таких высот, что до осени пришлось закрыть Страну Зимы – впервые за всю историю парка – в ожидании, когда обслуживающий персонал сделает больше искусственного снега под стеклянным куполом. Чем дольше я не вижу его, не говорю с ним, тем невыносимее становится августовская жара.

Он меня избегает?

Я его расстроила? Он жалеет о нашем поцелуе?

Или, что еще хуже… он собирается сообщить обо мне Супервизорам?

Через четыре дня краем глаза я начинаю замечать Оуэна то здесь, то там; или, по крайней мере, мне кажется, что замечаю. Я вижу его там, где его не должно быть. В местах, где он никогда не бывает. Подстригающим кусты роз в садах дворца. Подметающим выложенные камнем дорожки перед кондитерской; одетым в запачканный мукой передник вместо формы обслуживающего персонала. В очереди посетителей на Карусель Принцессы. Однажды я даже подумала, что вижу его на извилистой тропинке, идущим из Волшебной Страны в Звездную Страну – голова опущена, темные глаза, погруженный в собственные мысли.

«Оуэн!» – зову я его, ускоряя шаг. Но чем ближе я подхожу к нему, тем быстрее его образ меркнет и тает, пока, наконец, не растворяется в палящем зное.

Как слабый голографический сигнал.

Как видение.

Мираж.

А что, если я придумала его? Вдруг я изобрела его точно так же, как Супервизоры изобрели меня? Может быть, так работает шаблон? Этот молчаливый захватчик, поражающий мои клетки одну за другой до тех пор, пока не установит полный контроль над каждой исполнительной функцией. Я что, попытаюсь причинить кому-нибудь вред, как сделала Ния? Или, как Ева, попытаюсь навредить самой себе? И затем – новая мысль.

Может ли насилие… доставлять удовольствие?

Эта идея уносит меня в самый дальний модуль моей программы, который я прежде не знала. Призрачная пустая супермагистраль, ведущая в бесконечность.

Никакого искусства. Никакой музыки. Никаких книг. Никакой связи.

Темно. Холодно. Одиноко. Страшно.

Но в тот момент, когда темнота начинает затягивать меня в свои глубины, я вспоминаю: нож!

Карманный нож, который он дал мне.

И постепенно, будто солнце восходит над темными джунглями, мое дыхание выравнивается. Мои внутренние системы наполняются умиротворением. Оуэн реален, говорю я себе. А раз так…

…то и наш поцелуй был настоящий.

Потом я вспоминаю его снова и снова, как мелодию любимой песни, или сцену из любимого фильма, или строку из любимой пьесы.

Приди и приведи мне моего
Ромео, а когда он будет мертв,
Возьми его безжизненное тело
И разбери на мириады звезд.
И так прекрасен станет лик небесный,
Что каждый будет в ночь влюблен, как я,
Навеки позабыв о блеске дня.