Королевство

Оттого что я не признался Карлу в своих чувствах к Мари, мне было особенно неловко. Больше всего бесило меня то, что он сам ни о чем не догадывался. И ведь я сам мог бы ему рассказать. Признайся я – и он понял бы. По крайней мере, сказал бы, что понимает. Склонил бы голову, задумчиво посмотрел на меня и сказал бы, что такое случается и проходит. И я бы согласился. Именно поэтому я и молчал – ждал, когда все пройдет. Больше я никогда не приглашал Мари танцевать – ни в прямом смысле слова, ни в переносном.

Мари сама меня пригласила.

Это произошло через несколько месяцев после того, как Грета разболтала Мари, что Карл ее трахнул. Карл уже уехал учиться в Миннесоту, и я остался на ферме один. И однажды в дверь постучали. На пороге стояла Мари. Она обняла меня, прижалась ко мне грудью и спросила, хочу ли я с ней переспать. Прямо так и прошептала мне на ухо: «Хочешь со мной переспать? – И добавила: – Рой». То исследование про имена тут, скорее всего, ни при чем – она сказала это, чтобы подчеркнуть, что обращается она именно ко мне, Рою.

– Я знаю, что хочешь, – сказала она, не дождавшись ответа, – я все время это знала, Рой.

– Нет, – возразил я, – ты ошиблась.

– Не ври. – Она слегка отстранилась.

Я высвободился из ее объятий – разумеется, я понял, зачем она ко мне явилась. Да, Карла бросила она, но ведь и ее унизили тоже. Возможно, она бы и рада была его не бросать, вот только выхода у нее не оставалось. Мари Ос, дочка мэра, не могла смириться с тем, что сын нищего фермера с горы ей изменил, – особенно после того, как Грета растрезвонила об этом по всей деревне. Но дать Карлу отставку ей показалось недостаточно. Нужно было восстановить равновесие. И она решилась, а значит, сомневалась. Если мы с ней сейчас переспим, то я не буду тем, кто воспользовался растерянностью страдающей после разрыва девушки, – это она найдет применение старшему братцу, которого только что покинул самый дорогой ему человек.

– Пойдем, – она потянула меня за собой, – тебе будет хорошо.

Я покачал головой:

– Дело не в тебе, Мари.

Она замерла и недоверчиво уставилась на меня:

– Это правда? То, что говорят?

– Да откуда мне знать, что говорят?

– Что девушки тебя не интересуют. И думаешь ты только о… – она осеклась, будто подбирая слова, хотя Мари Ос слов никогда не забывала, – …только о машинах и птицах.

– Я в том смысле, что это не ты виновата, Мари, а Карл. И это просто-напросто неправильно.

– Тут ты прав – это неправильно.

И тут я тоже это заметил. Презрительное высокомерие – деревенские говорили, что именно так она смотрит на них. Но было и еще кое-что – нечто, что ей хотелось бы утаить. Неужели Карл рассказал ей?

– Отомсти как-нибудь иначе, – сказал я, – посоветуйся с Гретой, она в этом знаток.

И тогда Мари покраснела. И уже по-настоящему не смогла подобрать слов. Она выскочила за дверь, а когда подъезжала к Козьему повороту, то гравий из-под колес машины фонтанчиками разлетался. Когда через несколько дней мы с ней столкнулись в деревне, Мари сделала вид, будто меня не заметила. Подобное повторялось несколько раз – в деревне спрятаться друг от дружки невозможно. Шло время, Мари уехала в Осло – политологию изучать, а когда вернулась, мы с ней разговаривали почти как ни в чем не бывало. Почти. Потому что мы друг дружку потеряли. В ее теле закапсулировалась пуля – и Мари знала, что мне об этом известно. Дело не в том, что я ее отверг, – просто я видел ее. Видел ее голой. Голой и уродливой.

В моем собственном теле тоже осталась пуля, подписанная именем Мари, но пуля эта уже давно не двигается. Влюбленность изжила себя. Забавно, но я разлюбил Мари примерно в то же время, когда они с Карлом расстались.

18

Через два дня после нашего с Му разговора мне позвонили из головного офиса и предложили должность начальника на заправке в Южной Норвегии. И когда я отказался, они, похоже, расстроились. Они попросили обосновать отказ, но обоснование у меня было готово. Я сказал, что заправке, где я работаю, вскоре предстоят непростые испытания, потому что шоссе будут перестраивать и мне хотелось бы попробовать решить эти непростые задачи. Судя по всему, они впечатлились, но сказали, что им очень жаль и что на той заправке на юге как раз такой, как я, и нужен.

Чуть позже в тот же день на заправку явился Курт Ольсен.

Расставив ноги, он встал перед стойкой и, поглаживая усы, дождался, пока покупатели разойдутся.

– Антон Му подал на тебя заявление о нанесении увечий.

– Надо же, какую он интересную формулировку выбрал, – сказал я.

– Может, и так, – согласился Ольсен, – он рассказал, в чем ты его обвинил, и я поговорил с Наталией. Она утверждает, что отец ее и пальцем не тронул.

– А ты что думал? Что она скажет – а, ну раз уж ты спросил, то да, я трахаюсь с собственным отцом.

– Если это изнасилование, то, полагаю…

– Да, мать твою, про изнасилование и речи не идет. Технически это не изнасилование. Но с другой стороны, кроме как изнасилованием это не назовешь.

– Нет.