Королевство на грани нервного срыва

– Когда-то, – кратко ответила она и отскочила от меня. Стала ощупывать стены. – Ты скоро уйдешь, уйдешь, – шептала она. – Никто не выдерживает со мной. Меня показывают всем новичкам: смотрите, вот Дырявая Салли, если вы будете молчать, если вы не станете признаваться во всех преступлениях, с вами будет то же самое! Ваши глаза съедят, ваши руки проедят черви, и вы признаетесь во всем. И вы уйдете от Дырявой Салли, от нее все уходят, проводи меня до пристани, посади меня в ладью…

Смотреть и слушать это было выше моих сил. Я встряхнула руками, словно запуская вокруг себя сполохи космической энергии. Я почувствовала, как в точке солнечного сплетения собираются силовые линии, которыми можно исцелять или губить.

Я положила ладони на плечи Салли:

– Я провожу тебя до пристани, вот, видишь, мы уже идем туда. Доски настила мягко пружинят у нас под ногами. Пахнет рекой, травой, цветами. Солнце садится, птицы умолкают. Платья у нас длинные, их шлейфы мягко шуршат. А вот и твоя ладья. Смотри, как красиво она расписана, а парус на ней из изумрудного с золотом шелка. Мы садимся в ладью и вместе медленно плывем по реке, погружая весла в ее золотые воды. И с каждой минутой сил в тебе прибавляется, душа твоя успокаивается, ты засыпаешь крепким, целительным сном… Спишь. Спишь.

Я отпустила Салли, аккуратно уложила ее на топчан и укрыла истертым одеялом. Я сейчас смотрела на нее иным взглядом и видела, как повреждено ее тело, но – самое страшное – был поврежден ее разум. Я могу ее вылечить. И вылечу. Но делать это надо незаметно, чтобы тюремщики не догадались и чтобы сделать это за минимальное время до побега. Вы услышали слово «побег»? Вы сомневались в том, что я его произнесу?

У меня все еще жгло в центре солнечного сплетения. Я опустила руку за корсаж и ощутила свой кинжал!!! Его не вытащили! Видимо, платяные вши не сочли его серьезной уликой, когда меня обыскивали. Мозги-то у вшей соответствующие.

А вот бумаги с последним письмом Альбино Монтессори не было. Значит, важная улика. Значит, об этом будет разговор.

И словно подтверждая мои догадки, заскрипела дверь:

– Заключенная Монтессори, на допрос!

Я поправила платье (порядком обтрепавшееся) и вышла. Мне завели руки за спину, защелкнули наручники и повели по коридору, подталкивая в спину тяжелой дубиной. Видимо, для пущего унижения.

В этот раз я оказалась в комнате с весьма скромной обстановкой, но представители Святой Юстиции были прежние. Люди, сухощавые, высокие, с высоко зачесанными волосами, в темных камзолах, штанах и ботфортах, каждый при шпаге. Раньше я этих деталей не заметила.

– Приветствую вас, досточтимые мессеры, – я сделала глубокий реверанс и послала Законникам самую ядовитую из своих улыбок.

– Мило, мило, Люция, – закивал головой старший Законник. – Как вижу, пребывание в обществе Дырявой Салли не умалило твоего природного оптимизма.

– Ну что вы, мессер, – я элегантно развела руками – какое счастье, когда снимают наручники! – Мне приходилось бывать и в менее пристойных обществах. Чего и ждать от жалкого подкидыша, выросшего в трактире?

– Оставим в стороне ваше темное прошлое, сейчас меня интересует одно.

И Законник положил перед собой на стол хорошо знакомый мне листок со стихотворением Альбино Монтессори.

Я молчала.

– Ну? – обратился ко мне Законник. – Что молчим? Чего ждем?

– А что надо говорить? – изображать дурочку я умею как никто.

– Заключенная плохо понимает, что от нее требуется, – обратился к одному из охранников Законник. – Объясните ей, сломайте левую руку.

Мои руки, еще болевшие от паутины госпожи Раджины, и так настрадались. И не успела я крикнуть, что буду сотрудничать и все такое, моя левая рука оказалась в лапах охранника. Он сломал мне запястье с легкостью, будто сломал веточку дерева. Я упала на пол и скорчилась от боли, стискивая зубы, чтобы не завопить.

– Теперь вы будете более сговорчивы, Люция.

Я зарычала и встала:

– Вот это вы напрасно сделали, сударь. С приличными людьми я разговариваю и без костоломства. А вы в прошлом месяце путем приписок присвоили себе кругленькую сумму, выделенную на новые модели наручников. А с коллегами не поделились. А ведь это преступление, государственненькое. Особо тяжкое. И кто тут у нас теперича преступник?

– Мессер Готлиб, это правда? – вскричал главный Законник.

Мессер Готлиб позеленел и пал на колени:

– Это ложь, ложь, ведьма на меня клевещет!

– А если вы обыщете кабинет мессера Готлиба, то в его шкафу найдете сундук с двадцатью тремя золотыми слитками и коробку с женским бельем, в которое он любит облачаться и вертеться перед зеркалом! – торжествующе заорала я. Трудно, что ли, здешние кабинеты просканировать. Клоповник, право слово, клоповник.

– Стража! Обыскать кабинет мессера Готлиба!

– Ох, и веселые штучки они там найдут!

– Заткнись, ведьма!

Я чуть наклонилась к столу с оставшимися Законниками и изящно повертела своим недавно сломанным запястьем перед их полиловевшими лицами.