Королевство теней

Втроем они пятками прочертили в земле и иголках схожий символ и отошли назад. Арло указал на него, надеясь привлечь внимание Большой Бризи.

Раздался шелест. Сухие листья поднялись над землёй, трепеща и волнуясь, взмывая и вновь опускаясь без всякого ритма. Ву первым понял, что делает Большая Бризи.

– Пламя! – воскликнул он. – Она пытается изобразить языки пламени. Она поняла!

И действительно, даже шорох был похож на треск от костра. Арло повернулся к Индре:

– Теперь найди «идти» или «следовать».

Пока Индра просматривала таблицу глифов, Большая Бризи продолжала «разжигать пламя» из сухих листьев.

– Для «идти» или «следовать» символов нет, – наконец сообщила Индра. – Здесь вообще нет ни одного глагола – одни существительные.

– А если «помочь»? – предложил Ву.

– Это глагол.

– Тогда «помощь».

– Тоже нет.

Арло лихорадочно соображал, каким словом можно описать их ситуацию. Путешествие? Лес? Битва? Пожалуйста?

– А есть «дом»? – спросил он.

Индра пролистнула таблицу:

– Да! – Она показала им рисунок.

– Напоминает палатку, – сказал Ву. – Или «А», как «Арло».

Они быстро затоптали символ огня и изобразили новый, следя, чтобы старые линии нигде не проглядывали и не нарушили значение новых.

Когда они закончили, Большая Бризи опустила листья, «потушив» пламя. Даже не видя её, Арло чувствовал, что она смотрит на новый символ и пытается понять, что тот означает.

Прошла пара секунд, и порыв ветра потрепал его по волосам. Ещё один толкнул в грудь.

– Да, – сказал он. – Мой дом. Мой дом горит. Мне нужна твоя помощь.

Сухие листья закружили в маленьком смерче, не выше роста ребят. Кажется, она терпеливо ждала.

– Что это значит, как вы думаете? – спросил Ву.

Арло улыбнулся:

– Это значит «да». Она пойдёт с нами.

33 Последняя битва Уэйда Беллмана

НИКТО НЕ СМЕЛ УКАЗЫВАТЬ УЭЙДУ БЕЛЛМАНУ, КАК ОДЕВАТЬСЯ, что говорить или когда уходить.

«Всё, что есть у человека, – это его независимость» – прочёл он ещё подростком в одном научно-фантастическом романе, и эти слова впечатались ему в память. Независимость означала автономию, самостоятельность и свободу от контроля других. Ту книгу он потерял: она всё равно была не очень интересной, что-то пространное из творчества Азимова, – но эта цитата навсегда поселилась в его сердце. Он вывел её шариковой ручкой у себя на предплечье, поклявшись набить татуировку, когда ему исполнится восемнадцать.

Когда этот день наконец настал, фраза для татуировки оказалась слишком длинной и дорогой, и Уэйд ограничился двумя латинскими словами – «Ego sum». Что переводится как «Я – это я».

Большинство людей не были независимыми. Они старались быть кем-то для кого-то. Но не Уэйд Беллман. Он всю жизнь был самим собой и делал только то, что хотел. И не собирался меняться из-за слов какого-то полицейского, что эвакуация «обязательна» и он «должен» уехать, потому что этот дом «совершенно точно» окажется на пути огня.

Уэйд Беллман решил, что останется и будет сражаться.

Последние четыре часа он хватался то за бензопилу, то за садовый шланг – валил деревья, расчищал кусты и регулярно поливал крыши дома и мастерской. Когда ветер приносил с собой искры, он бросался к ним и тушил, пока они не успели разгореться.

Когда дым сгустился, он надел противогаз и защитные очки: он пользовался ими, когда покрывал лаком свои самые детализированные таксидермические проекты. Уэйду пришла в голову мысль загрузить машину незавершёнными композициями – просто на всякий случай, если мастерская сгорит. Но это было слишком похоже на признание поражения, да и было уже поздно. Пожар подступал. Стоит ему отвлечься хоть на минутку – и пламя поглотит дом и мастерскую.

Он обещал сестре, что не станет геройствовать. Но в спасении дома и работы всей его жизни нет ничего героического. Любой бы так поступил, будь он на месте Уэйда Беллмана.

С наступлением ночи огонь, эта быстро надвигающаяся с востока оранжевая стена, стал отчётливо виден. Уэйд носился по двору, затаптывая искры, но пламя было уже так близко, что он боялся, что оно перекинется прямо на постройки. Вся надежда оставалась на садовый шланг, хотя напор был, мягко говоря, скудным. Уэйд взобрался по стремянке наверх мастерской и ещё раз полил крышу.

Ветер сменился, и внезапно дым стал таким густым, что Уэйд больше не видел дома. Всё скрылось в оранжевом тумане. Уэйд начал спускаться, медленно и осторожно, как астронавт из лунного корабля, слыша каждый свой вдох.

Кожу пекло. Уэйд полил себя из шланга и, зажав его под мышкой, сложил стремянку. До дома было всего пятнадцать футов – он ходил этим путём тысячи раз, – но внезапно Уэйд засомневался, в правильном ли направлении идёт. Огонь, который должен был находиться по левую сторону, теперь был и впереди.

Уэйд растерялся. Голова кружилась. Из-за кислородного голодания?

Вода плеснула на джинсы, и он сообразил, как найти дом – по шлангу: его конец был присоединен к крану рядом с дверью в прачечную. Не опуская стремянки, Уэйд последовал за шлангом, пока не уперся в кирпичную стену.