Читаем Королевы Нью-Йорка полностью

Королевы Нью-Йорка

Знаю, я задаю очевидные вопросы, на которые нет ответов, поэтому мне никто не отвечает. Папа все тычет палочкой в дно пароварки, словно где-то там есть кнопка, которая заставит машину заработать вновь. Мама прекращает расхаживать взад и вперед и начинает кричать, переходя с путунхуа на кантонский, и я едва ее понимаю. Я стараюсь успокоить ее, но она как безумная тычет пальцем в свой мобильник.

– Звони ремонтнику, – настаивает мама, и ее английский звучит ломано, словно она забыла половину алфавита. С ней всегда так, когда она нервничает.

– И что мне ему сказать? – Я силюсь понять, как описать тщетные папины попытки вернуть пароварку к жизни с помощью палочки.

Мама сует телефон мне под нос.

– Ремонт-ник, – она все тычет пальцем в экран.

Как любая дочь иммигрантов и будущая владелица ресторана, я повинуюсь. Пока Бинг оттирает растительное масло с брюк, а Дженис носится между кухней и залом с ни о чем не подозревающими гостями, я торопливо забиваю в Гугл «мастер по ремонту Квинс». Вскоре выясняется, что промышленную технику чинит один человек на весь район. Я набираю номер, и на звонок отвечает скрипучий, усталый мужской голос.

– Центр ремонта «Фьюжн», – говорит мастер. – Чем могу помочь?

Я вспоминаю, до чего ненавижу говорить по телефону. Но родители выжидающе смотрят на меня – в окруженных морщинками папиных глазах светится надежда, что ему не придется до скончания веков торчать под днищем сломанной пароварки, мама стоит, сложив ладони у груди, и безмолвно молится, чтобы ремонт не обошелся в целое состояние. Я стараюсь говорить так, чтобы в моем голосе не проступал испытываемый мной ужас.

– У нас сломалась промышленная пароварка для димсамов, – начинаю я. – Не знаю, как это произошло, но теперь в ней, кажется, не включается газ.

Мужчина из центра ремонта «Фьюжн» задает мне несколько вопросов о резервуарах для воды и нагревательных трубах. Папа отвечает по-кантонски, я, будто военный корреспондент, перевожу его слова на английский. Я слушаю, как мастер лопочет о температурных датчиках, газоотводах и горелках. И в конце концов вычленяю слова, которые понимаю: Маловероятно. Вероятно, починка не поможет. Новая пароварка.

– Нет, – повторяю я, – нет-нет-нет. Нам это не по карману.

Мама щиплет меня за локоть. Она ненавидит, когда я говорю другим, что нам что-то не по карману, даже если это правда. Папа жестом велит мне продолжать разговор.

– Во сколько это нам обойдется? – спрашиваю я.

Мужчина из центра ремонта откашливается.

– Ну, есть хорошая новость: мы можем связать вас напрямую с отделом продаж, и вам не придется искать технику самим. Но если работа вашего ресторана завязана на этом агрегате, то это обойдется примерно в восемь тысяч долларов.

– Восемь. Тысяч. Долларов?!

В кухне тут же поднимается гвалт, подошвы лоферов скрипят по плитке, со всех сторон верещат на китайском.

– Да, – подтверждает мужчина на том конце линии. – Соединить вас с отделом продаж?

Я беспомощно смотрю на родителей. Восемь тысяч долларов – это больше трех месяцев арендной платы. Это врачебные консультации для бабули, зарплаты сотрудников и куча денег, которой я не видела ни разу в жизни за все свои семнадцать лет. Но без пароварки от ресторана почти ничего не останется. Димсамы – это больше половины нашего меню. Я слышу, как за стенами кухни скрипят колеса передвижных лотков. Скоро у нас закончатся яичные тарталетки, ло май гай[49] и дамплинги, и нам придется на входе разворачивать посетителей.

Папа выбирается из-под пароварки, помогая себе палочками, и поднимается на ноги. Он подзывает нас с мамой к себе, и мы заходим в холодильную комнату.

– Подождете пять минут? – спрашиваю я у работника центра ремонта «Фьюжн». – Я не вешаю трубку.

– Конечно, – говорит он. – Подожду.

Я нажимаю «Отключить звук» и вслед за родителями захожу в холодильную комнату. Мы никогда здесь не бываем, особенно все вместе. Холодильная комната – для замороженных продуктов и официантов-подростков, которые тайком пробираются сюда пообжиматься. Я так и вижу, как все сотрудники льнут к двери, когда та захлопывается за нами.

– Пароварка жизненно важна, – шепчет папа. – Без нее у нас, считай, нет ресторана.

Мама соглашается. Они обсуждают банковские счета, переводы и прочие взрослые дела. Поначалу я гадаю, зачем я вообще здесь, но потом до меня доходит: я унаследую этот ресторан. И должна участвовать в принятии решений. Наконец родители поворачиваются ко мне с мрачными лицами.

– Это тяжелое решение, – говорит папа, – но без жертв не обойтись.

– Что такое? – спрашиваю я. – Чем мы должны пожертвовать?

Мама с жалостью смотрит на меня, словно я только познаю истинное устройство мира.

– Работниками, – говорит она. – Нам придется уволить несколько человек.