Короли ночной Вероны

— Она не подруга! — неожиданно рявкнул Данте, с такой силой сдавив бокал, что он разлетелся сотнями хрустальных осколков. — Это… — Он захлебнулся от избытка чувств, усиленных выпитой граппой. — Я ненавижу этого старого урода Лоренцо! Кто он такой?! Старик да еще и страшный, как смерть! Я мог бы прикончить его парой выпадов, оставив истекать кровью у ее ног с рваной раной на боку. Но, нет, нет, три тысячи демонов НЕТ!!! Она выше и чище всего этого! Она — ангел с этих картин, которые с нее писали. А он запретил! Я стану для нее чудовищем еще худшим, чем муж, если убью его!

— Успокойся, мастер. — Я обратился к Данте, как тогда, когда он учил меня фехтованию. — Не стоит и думать об убийстве Лоренцо Фичино, за такое герцог…

— В Долину мук герцога и Лоренцо! — Данте приложился прямо к горлышку бутылки с вином. — Я хочу только одного — быть с ней!

— А хочет ли этого сама Эмилия? — осторожно поинтересовался я, за такие вопросы граф Чиано мог вполне насадить меня на шпагу, как на вертел, и пускай я уже два года как считаюсь первой шпагой университета, но учителю своему противостоять смогу не больше пары минут.

— Дааааа, — протянул Данте. — Я открылся ей месяца полтора назад и она ответила «да», но сказала, что против законов Господних ни за что не пойдет, иначе душа ее отправится в Долину мук… Ну и все в том же духе. Я же говорил, она ангел!

— Но тогда причем тут убийцы, напавшие на тебя той ночью?

— Она — ангел, — повторил граф, — но не ее благоверный. Он — человек отвратительный. — И как это после трех бутылок граппы, которые он выпил один (я больше налегал на вино), можно так легко выговаривать такие длинные и сложные слова? Не перестаю восхищаться мастером. — Готов верить всему дурному, что только не нашепчут ему «доброжелатели». — Ну вот, опять! — А уж о нас в Вероне не болтал только глухонемой.

— Славного врага ты себе заработал, — буркнул я. — И что думаешь делать?

— А что тут делать, Габриэль?! Может ты посоветуешь?!

Я лишь покачал головой и ушел от ответа, выпив свой бокал и снова наполнив его.

Возлияния в гостях у моего учителя не прошли даром, я позорно проспал тренировку у Рафаэллы, лишь на минуту заскочил к ней извиниться и тут же бросился на семинар по энеанскому праву, который вел один самых «жестоких» преподавателей, профессор Гораций Мальвани. Я вознес молчаливую, но искреннюю молитву Господу, когда ворвавшись в аудиторию понял, что его еще нет и, следовательно, я не получу жестокого разноса по всем правилам классической риторики, которую Гораций похоже знал даже лучше преподавателей этого предмета. Однако радоваться было рано, потому что я ощутил чувствительный толчок в спину и следом услышал до боли зубовной знакомый голос.

— Может быть вы, синьор Эччеверриа, разрешите мне войти в аудиторию и начать семинар, на который вы так торопились, что едва не сбили меня с ног, когда неслись по коридору.

Я пропустил Мальвани и направился к столу, за которым устроился Козимо, как ему казалось незаметно продемонстрировавший мне еще одну бутыль, столь необходимую мне для поправки расшатанного организма. Но он недооценил профессора.

— Если я замечу, что вы, синьор Канти, — как бы между делом, раскладывая на столе свои бумаги, заметил Мальвани, — сделали хоть один глоток из этой емкости, вы выпьете ее до дна, а потом будете отвечать мне наизусть Codex ius ad rem[10]. Вы меня поняли?

— Понял, синьор профессор, — кивнул Козимо, на взгляд оценив размер бутыли и сопоставив его со своим знанием данного Кодекса, о результатах сравнительного анализа я примерно догадывался. Энеанское право никогда не было сильной стороной моего друга.

Аудиторию мы покидали, чувствуя примерно то же, что и выжатые досуха лимоны (или иные цитрусовые). Мальвани выбрал нас с Козимо своими «жертвами» на этом семинаре из-за истории с дверью и бутылью и большая часть вопросов досталась именно нам двоим. Однако любимое чинзано Козимо послужило неплохой наградой и утешением для нас, а по совместительству и лекарством для меня. Но был в тот день человек, которому пришлось гораздо хуже, чем нас. Это, конечно же, был Паоло.

Я обратил на него внимание из-за того, что парнишка как-то неестественно шагал. Поначалу я списал это на последствия встречи с ворами, от которых он исцелился удивительно быстро даже для своего цветущего возраста, но присмотревшись повнимательнее, что стоило мне определенных усилий из-за вполне понятного состояния, понял, что причина в другом. Его кто-то остаточно жестоко высек всего несколько минут назад. В общем-то я даже знал кто. Новый преподаватель энеанского, перебравшийся сюда из Клевары несколько дней назад. Говорили, кажется, что он получили тут дом в наследство, но в подробности его биографии я не вдавался, даже имени его тогда еще не знал.

— Всыпали твоему приятелю, — заметил Козимо, мимо глаз которого ничего не проходило незамеченным, — интересно за что?