Короли океана

Ранний путник, оказавшись ненароком на морском берегу рядом с деревушкой Медельин часов в пять утра спустя десять-двенадцать дней после событий, описанных в предыдущей главе, наблюдал бы необычную и весьма любопытную картину; однако ж побережье на протяжении четырех с лишним лье было совершенно пустынно – только птицы да рыба стали единственными очевидцами происходящего.

Через некоторое время после восхода солнца изящный кораблик, с нарядными парусами, плавными обводами и довольно ходкий, возник из-за туманной пелены, стелющейся по морю ранним утром и колышащейся, точно полупрозрачный занавес, под дуновениями несильного ветерка, и во всей своей красе устремился в сторону побережья.

Когда корабль подошел к берегу на расстояние пистолетного выстрела, он выбрался на ветер, перебрасопил реи, убрал паруса и лег в дрейф, грациозно покачиваясь на зыби.

После того как был выполнен этот маневр – с поразительной ловкостью и сноровкой, от корабля отвалили две шлюпки и на веслах бойко направились к берегу, куда вскоре и пристали.

В первой, самой маленькой шлюпке сидело шесть человек – четверо были одеты как моряки, а двое других, крепкие парни с черными как вороново крыло волосами, с оливковой кожей и пышными бакенбардами, были облачены в яркие андалузские костюмы, в которые обычно рядились зажиточные погонщики вьючной скотины, то есть держатели мульих стад.

Оставив одного товарища сторожить лодку, пятеро других чужаков резво спрыгнули на землю и приготовились швартовать большую шлюпку, груженную, казалось, под самую завязку.

В самом деле, в ней громоздилась дюжина тюков, тщательно переметанных кожаными ремнями, и груда всякой упряжи, изготовленной по испанской моде и украшенной колокольчиками; через несколько мгновений все содержимое шлюпки было перегружено на берег, и она тронулась обратно к кораблю. Один из моряков помахал шапкой над головой – по этому сигналу из трюма корабля стали поднимать мулов, и, перед тем как опустить их в воду, с них срезали путы, после чего, почувствовав свободу, животные устремились вплавь к берегу, где их без труда отлавливали оставшиеся там моряки.

Когда с этой последней заботой было покончено, Дрейф, которого читатель, верно, уже узнал, отвел в сторону двух погонщиков – то были не кто иные, как Олоне и его друг-приятель Питриан-младший.

– Ну вот, братцы, – сказал Дрейф, – первая и самая опасная часть нашей экспедиции закончена. Теперь вам предстоит выполнить самую трудную часть, и тут уж вы должны полагаться только на самих себя. Не сомневаюсь, вы с честью доведете до конца дело, которое так хорошо начали.

– По крайней мере, – отвечал Олоне, – мы постараемся.

– Не забывайте внимательно перечитывать письменные указания, – продолжал Дрейф. – И чтоб все было тютелька в тютельку. Будете выполнять их беспрекословно, вас никто не выведет на чистую воду, уж будьте уверены. Главное – чтоб их при вас не нашли, иначе пиши пропало.

– На этот счет можешь быть спокоен, брат, – заверил его Олоне. – Мы с Питрианом, исполнившись терпения, выучили все назубок, как урок. И когда зазубрили, как «Отче наш», бумажки разорвали на мелкие кусочки и выбросили в море.

– Замечательно! Стало быть, тут опасаться нечего. Тогда мне остается только обнять вас, братцы, пожать вам руки да пожелать удачи. И не забудьте про условный сигнал. Прощайте же, друзья.

Трое флибустьеров обменялись горячими рукопожатиями, обнялись и вернулись к шлюпке. Дрейф напоследок еще раз попрощался со своими друзьями и прыгнул в шлюпку – она быстро отвалила от берега. И через несколько минут подошла к легкому кораблю; следом за тем ее так же споро подняли на борт. На судне обрасопили паруса, оно развернулось по ветру и двинулось в открытое море. Через четверть часа оно уже казалось двум буканьерам, не сводившим с него тревожных взглядов, крылом чайки. А потом и вовсе растворилось в морской дали.

Оставшись одни, расставшись со своими товарищами, быть может, навсегда, двое молодых людей невольно вздохнули – тяжело и горько.

Сколь бы ни был крепок человек телом и душой, в иные, самые трудные минуты своей жизни он помимо своей воли чувствует, как мужество оставляет его, а душа слабеет. Одиночество и есть одно из самых ужасных обстоятельств, в котором может оказаться человек. Поэтому оно действует на него сильнее всех других испытаний, нередко куда более серьезных, которые и отличают жизнь, полную приключений и прочих неожиданностей.

– Давай-ка прикинем что к чему, – вдруг вымолвил Олоне. – Главное – точно обо всем договориться, чтоб случаем не дать маху. И перво-наперво забудем про французский – отныне будем говорить только на гнусном наречии сеньоров.

– Отлично, вернее, muy bien, – улыбаясь до ушей, отвечал Питриан. – Первым делом надо поскорее убраться подальше от берега. Окажись здесь ненароком какой-нибудь ротозей, он наверняка удивится, чего, дескать, забыли двое погонщиков со своим стадом в эдакой глуши, куда не ведет ни одна дорога.