Короли океана

– Важно, чтобы госпожа герцогиня знала: даже несмотря на упрямство господина герцога и на то, какое бы решение он ни принял, рядом с вами всегда есть люди, которые будут ревностно заботиться о вашем спасении и спасут вас, пускай ради того им придется обратить этот чванливый город в груду пепла!

– О сударь, да что такое вы говорите? Во имя неба, не смейте больше!

– Не переживайте, мадемуазель, ваш батюшка, я убежден, найдет в себе силы внять вашим мольбам, – уклончиво ответствовал Олоне.

– Я послушаюсь вашего совета, сударь, мне не хочется ничего скрывать от матушки. До сих пор я поверяла ей все мои помыслы и хочу, чтобы она и впредь все знала. А теперь позвольте попрощаться с вами.

– Как – уже? – с грустью проговорил молодой человек.

– Так надо. Я и без того слишком задержалась, и дуэнья, моя компаньонка, уж, верно, беспокоится, почему я так долго исповедуюсь. Да и слуги наверняка заждались меня на паперти. Осторожности ради мне надобно возвращаться во дворец.

– Да исполнится ваша воля, мадемуазель.

– Прощайте, сударь! Прощай, брат мой! – сдерживая волнение, проговорила девушка.

– До свидания, возлюбленная сестра, – поникшим голосом отвечал молодой человек.

– Прощай!

Последнее слово девушки болезненным эхом отдалось в ушах молодого человека, ловившего каждый ее вздох. Лязгнула задвижка, дверь отворилась, послышался шелковистый шелест – и все. Ангел упорхнул.

Олоне еще долго сидел, погруженный в горестные раздумья, во власти душераздирающей тоски и отчаяния, проникшего в его сердце. Он чувствовал себя одиноким! Но скоро его сильная натура взяла свое.

«Кто я – мужчина или дитя малое, что падает от первого же удара? – прошептал он. – Я поклялся спасти ее – и спасу. Я люблю ее… о да, люблю, и, если надо, умру за нее! Да и зачем мне жить, если мы теперь разлучены навеки! Как бы то ни было, а умирая, я хочу знать, что она будет счастлива».

Олоне встал, вышел из исповедальни и покинул церковь; к тому времени донья Виолента уже давно вернулась в герцогский дом. Однако вместо того, чтобы возвращаться к себе, где, как он знал, его никто не ждет, поскольку Питриан отбыл из Веракруса, Олоне решил развеяться, одолеть печаль и отправился бродить по городу; и бродил он так до тех пор, покуда усталость не вынудила его остановиться.

Он свернул на первую попавшуюся улицу и двинулся дальше на авось. И тут ему улыбнулась удача. Через несколько поворотов эта улица вывела его прямиком к крепостной стене. В молодом человеке мигом пробудилось чутье буканьера. С тех пор как он оказался в Веракрусе, ему еще ни разу не приходило в голову осмотреть городские укрепления. Теперь же он решил непременно воспользоваться предоставившейся возможностью и тотчас взялся за выполнение когда-то задуманного плана. Подробный осмотр укреплений, проведенный с величайшей осторожностью, занял у него весь день.

Около шести часов вечера Олоне вернулся в центр города; он был голоден как волк, потому что со вчерашнего дня у него маковой росинки во рту не было. И он направился прямиком в харчевню «Гваделупа», где уже отобедал накануне.

Первый, кого он встретил, войдя в зал, был дон Педро Гарсиас, который тут же вышел к нему с улыбкой на лице и с распростертыми объятиями.

Глава IX Как Питриан повстречал старого друга, которого не знал, и что за этим последовало

В предыдущей нашей главе мы уже упомянули: Питриан отбыл из трактира, сказав, что направляется с товарами в Манатиаль.

Этот городок он выбрал по двум причинам: во-первых, Манатиаль располагался на берегу, прямо противоположном тому, на котором находился Медельин; во-вторых, проведя два дня в Медельине, где его, соответственно, каждая собака знала, можно было в крайнем случае легко подтвердить, что с тех пор, как он покинул его в компании дона Педро Гарсиаса, его ноги там больше не было.

Отбыв из трактира, молодой человек проехал через весь город, а потом воспользовался потерной[80], проложенной неподалеку от участка местности, прилегавшего к крепости с тыла.

Инженеры, занимавшиеся реконструкцией города, допустили большую ошибку, обнеся его стенами и поместив губернаторский дом рядом с молом, между таможней и главной церковью, то есть собором. Самая же крепость, напротив, возвышалась с противоположной – внутренней стороны города, притом что ее орудия были нацелены на открытое поле. Таким образом, в случае нападения с моря город оказывался под защитой только пушек форта на острове Сан-Хуан-де-Луис. Однако эти пушки были плохо пристрелены, а поскольку в те времена испанцы считались артиллеристами самыми что ни на есть никудышными, они могли запросто попасть в таможню или в губернаторский дворец, построенный аккурат напротив форта.