Короли преступного мира

Мишка Кошель давно завязал с воровством и, будучи лидером у Мазони, мог рассчитывать, наверное, на что-то большее.

Мишка еще не знал, что Мазоня на воле, и потому понимал, что рассчитывать он мог только на свои силы. Сидеть пятнадцать лет в какой-нибудь сибирской колонии на рубке леса Мишка Кошель, собственно, не собирался: если не помогут кореша, оставшиеся на воле, он должен помочь себе сам.

Он еще не знал, что предпримет, но сидеть сложа руки он не будет. И это, как ни странно, усиливало душевную раздвоенность…

Уже на второй день в камере произошла драка. Между карманными ворами и карточными шулерами. Одного, наиболее вертлявого, порезали, хотя надсмотрщики строго следили, чтобы не было ножей. Разняли просто. Резиновые дубинки ходили по головам направо и налево, превращая камеру в веселое побоище. Мишка Кошель, конечно, в потасовке не участвовал — он лишь наблюдал со стороны. Но драка напомнила ему о многом. О выживании в этом беспределе.

Мишка Кошель думал о побеге. Только побег мог спасти его положение…

Впрочем, против «зоны» был не только Мишка. В конфликте между новыми и старыми поколениями «законников» — «воров в законе» — уже побеждали новые взгляды: урки не очень-то хотели сидеть в тюрьмах. Сидеть в тюрьме теперь считалось дурным тоном. Новые воры были похожи на преуспевающих бизнесменов, и светская жизнь тянула их куда больше, чем зона.

Мишка Кошель был первым из тех, кто ловко сменил телогрейку зека на цивильный костюм, став у Хозяина, а затем у Мазони правой рукой.

В зоне таким делать было нечего…

Колонну арестантов ночью потащили на железнодорожную станцию. Солдаты внутренних войск с собаками мерно вышагивали по бокам пестрой, одетой еще по-домашнему, колонны зэков.

Мишка Кошель шел с краю; огромная овчарка почему-то особенно к нему была пристрастна; стоило ему спотыкнуться, как собака зло откликалась коротким лаем или рычанием; Мишка уж старался идти ровно, чтобы не злить собаку, которая готова была броситься на него в любую минуту.

За станцией на задних путях стояли вагоны с решетками на окнах. Включили прожектор и, окружив собаками, выкликая по одному, стали заводить…

В вагоне было жарко, и Мишка, расположившись на нижней полке, разделся до кальсон.

— Натопили, как в бане, — добродушно заметил сосед и, завалившись на лавку, вытянул ноги.

Мишка Кошель поднял глаза. Парню лет двадцать восемь, татуировка, серый, кошачий взгляд.

— Не хватает только веничка. — И Мишка повернулся на бок.

— Я Багор. Слыхал?

— Нет, — равнодушно ответил Мишка Кошель.

— А ты Кошель. Я знаю. Будем держаться вместе.

Под утро двинулись вагоны, и они поехали…

Ехали долго. День сменялся ночью, ночь — днем. Говорили, что уже проехали Омск, а может быть, и дальше. Мишка Кошель всю дорогу молчал, разве иногда перекидываясь словцом с Багром. Багор же, наоборот, был говорлив и жаловался на свою судьбу.

— Когда шел «на дело», отцы наши говорили мне: клади «бабки» на «общак»; завалишься — выкупим. Ну что же, исправно платил страховку. А вот осудили, кинули в тюрьму, кто вступился? Эту дань платят почти все наши профессионалы — откажешься, через своих людей сдадут в милицию… с именами и фактами. Мечта моя… Навести справедливость, а тех, кто против, к ногтю…

Мишка Кошель в душе смеялся над Багром — вон какой вымахал, а наивен, как фраер…

На какой-то станции на рассвете высадили человек десять, в том числе Мишку Кошеля и Багра, повели к колонке за водой. В вагонах воды не было. И тут Мишка сообразил — пришло то времечко… Он подтолкнул Багра плечом, и тот все понял; вдруг ни с того ни с сего Багор навалился на соседа и стал дубасить его кулаками. Произошла заминка. Строй спутался, охранники бросились к дерущимся. Мишка Кошель рванул в сторону… Но не тут-то было, старая знакомая, злая овчарка, легко его настигла. Сильные лапы толкнули в спину. Он упал, барахтался, но даже он, Мишка, не мог ничего с ней поделать…

Багор стоял в строю, оправдывался:

— А чего он ноги топчет?

Сержант хмурился.

— Ты мне лапшу на уши не вешай. Так и скажи, помогал бежать. Идем, там разберемся.

Разобрались на следующий день. Когда доехали. Высадив из вагонов, под конвоем с собаками привели всех в зону. Багра и Мишку Кошеля бросили в карцер.

В карцере, несмотря на весну, было холодно. Мишка Кошель, закрыв отекшие веки, старался силой воли побороть лихорадку в теле.

В эту ночь ему приснился сон. Будто он был в знакомом лесу и попал к шакалам. Он знал, что ему припомнят Сердюка. Его связали и живого закопали в могилу. Он лежал в холодной-холодной земле, и сердце его постепенно переставало биться.

Проснулся в горячем поту. Прямо из карцера его перевели в лазарет, где после лекарств Мишке Кошелю стало лучше.

Ему показалось, что сон был как предзнаменование… Мишка почувствовал какое-то внутреннее расстройство. Взяв себя в руки, он сказал себе: «Может, еще поживу».

Откуда-то появился Багор.

— Я напросился сюда на работу в котельную.

— Ну и что?

— Да ничего. Братва говорит, вернулся Мазоня.

— Вот как! — Мишка закашлялся.

— Еще вот что. Ты осторожней. Говорят, шакалы тебя приговорили к смерти.