Лес отпускал Ветку неохотно, как будто она была опутана тонкой тканью. Тканью голосов, воспоминаний, мыслей; сердце звало ее обратно, ум подсказывал выйти к Андуину и встретиться с Трандуилом. Но кроме ума и сердца, имелась еще обиженная женщина — плюс расчет на то, что Трандуил сможет переломить ход бессмысленной морийской операции Торина, и Король-под-горой вернется на свой законный трон. У Ветки создалось впечатление, что Торину не хватает или последней оглушительной победы, чтобы сказать, что он отступил достойно; или последнего такого же провала, о чем думать не хотелось, так как там воевало слишком много дорогих веткиному сердцу гномов. Правда, в последнем пункте, подразумевающем вмешательство Трандуила в подгорные события, были изрядные изъяны. Ветке не до конца верилось, что Владыка в самом деле оставит детей и Лес, чтобы отправиться в Морию. Она думала, что с полпути он может и вернуться, к примеру, не обнаружив никаких ее следов близ Андуина и тракта — и мысли эти крепли, когда она вспоминала двор, пиры, праздники, ровную и радостную жизнь, оберегаемую их союзом, его благой мощью; охоты, счастье смен времен года, невыразимое блаженство от того, как беззаботно росли их дети, окутанные любовью. Все это создал Трандуил, но не он один. Все это делалось ради тех лет безопасности, о которых он много раз говорил ей как о великой ценности. И принес эти годы безопасности в Пущу их союз.
Поэтому первый день в лесу за границами Леса Ветка была задумчива, молчалива. Она рефлексировала, как сказала бы раньше. Думала о том, что происходит в Лихолесье, справятся ли воины и стражники, если придет беда. Надежно ли обережены ее дети.
Мышцы ее вспоминали навыки многодневных верховых переездов, а внутренняя требовательность к себе, задремавшая было на шелковых простынях, возвращалась к положенной ей чуткости и непреклонности.
Двигались они небыстро, так как никуда не опаздывали и ни от кого не бежали, но шли весь день, пока было светло.
— Здесь недалеко дом одного из великих магов, Радагаста, — сказала Ветка. — Дом этот, как рассказывал Трандуил, это огромное дупло живого дерева, которое может перемещаться. Спутать его ни с чем нельзя. Днем дерево стоит на месте, ночью его освещают тысячи светлячков, и оно идет, куда надо Радагасту. Дом зовется Росгобел, и по этому имени стали назызвать и весь заколдованный край. Тут обычный лес, не Древа, и лес этот со всеми его полянами и тайнами, рощами, ручьями и перелесками — Радагастов, до самого тракта. Он не дает тут селиться никому. За харадский тракт Росгобел не простирается, от тракта до Андуина — полоса ничейной земли, земли путешественников и торговцев. Ты видел магов?
— Гендальфа конечно. Радагаст гостил разок в Ривенделле, когда я был еще… ребенком. Я мало что запомнил.
— Тогда нам можно поискать Радагаста. Есть честный и нечестный способ встретится с ним, — выговорила Ольва. — Честный — походить зигзагом, неспешно, он очень не любит суеты, хотя у него самая быстрая кроличья упряжка в Средиземье. И нечестный — помучить какую-нибудь здешнюю мелочь. Ежика, зайчика.
— Вообще я планировал на зайчиков охотиться. Я уж не говорю про Сета.
— Ну, если убивать их не сразу… а медленно вытягивать кишки, отрывать уши… то как раз может подоспеть и разозленный Радагаст, если он не занят.
— Я предпочел бы ожидать не тут, а около Андуина, — рассудительно сказал Эстель, — и не рвать зайчикам ушки. У Андуина мы сможем сделать небольшую засеку и выждать, пока по реке или вдоль нее не спустится к Лориену Трандуил. Они станут поить лошадей и не пойдут никак иначе.
— А если он повернет обратно? — спросила Ветка. — Он может. Зов Леса и фэа детей очень сильны. Даже я слышу. А Трандуилу всегда непросто покидать свои владения.
— Поворачивать обратно — вовсе не в стиле Владыки, как я понял, — улыбнулся Эстель. — А я ведь несколько раз был удостоен бесед с ним. Он знает о том, что меня ждет, и говорил со мной… рассказывая о власти и королевском достоинстве.
— Ну то есть загрузил по полной, — улыбнулась Ольва, но на душе стало тепло. — И ты почерпнул что-то важное?
— Конечно. — Эстель помолчал, помешивая палочкой угольки. — Повелительница, если ты так любишь его… отчего уехала так поспешно и тайно?
— Любовь это такая штука, — задумчиво сказала Ветка. — Я раньше понимала ее иначе. Мне казалось, упал в нее, как в перину, и это сразу и навеки. И ничто внутри любви не может поменяться. Я долго ее искала и заглядывала в глаза многим мужам. Пока не увидела глаз Трандуила, сына Орофера.
— Именно так и любят эльфы.
— Но я не эльф. Но мои чаяния… почти оправдались. Эстель, если долго лежать в перине и ничего не делать, что будет с человеком?
— Ну если он вкусно ест, много спит, — усмехнулся парень, — то этот человек не сможет быть дунэдайн. Надо быть голодным и поджарым.
— А они тут при чем? — встрепенулась Ветка.
— Хотел бы быть одним из них, — сказал Эстель.
Ветка подумала.