– Я хочу прояснить все, – продолжил он. – Я никогда не причиню вреда братьям, которых я обожаю больше всего на свете. Я не буду принимать никаких решений без их согласия, – изрек он, поднимая ключ в воздух и позволяя Именам пожирать его взглядом, – вот почему, поразмыслив над этим вместе с ними, я решил оставить трон Херцельга себе и, таким образом, основать новое имя, как это сделал Марволо Кевалайн после второй Арены.
Гомон и приглушенный ропот разнеслись по всем уголкам комнаты, как вода, которая поглощает бумагу, пока та полностью не намокнет. Этого можно было ожидать, но не после сказанного перед этим.
Акар Анатчиш скрылся подальше от взглядов, которые впивались в него иглами. Однако, несмотря на его усилия, недовольство решением сына не скрылось от них. Это доставило Кенту Кевалайну удовольствие, о котором он не мечтал, как если бы А. тоже предало родное дитя.
– Если кто-то против воли нашего победителя, – вмешался священник, стремясь навести порядок и продолжить церемонию, следуя указаниям из своей потасканной книжечки, – я приглашаю вас сделать шаг вперед и изложить свое мнение.
Его взгляд метался от секира к секиру.
Кто воспротивится? Кто будет возражать против того, чтобы род Анатчиш оставался таким же, чтобы они не стали одним из самых могущественных Имен на Китовом мысу, подмяв под себя новые земли, сравнявшись с династией Станкевичусов?
Только
Акар Анатчиш молчал.
– Тогда мы запомним этот момент не только как конец Четвертой Арены, но и как рождение нового Имени, Имени… – священнослужитель дал слово Аворику.
– Эремит.
– С Авориком Эремитом как первым секиром своей линии, – заключил он.
Священник смиренно поклонился, повинуясь воле Аворика и Святой Четверки. Толпа захлопала – первому из Э.
Неожиданно был избран новый секир. Без знамени, без выкованной на заказ короны, без особых украшений, без ничего, кроме
Священник судорожно листал страницы потертого тома. Он искал главу со словами клятвы, которую лерен должен был произнести, дабы окончательно стать секиром.
Внезапно, как для зрителей, ждущих у подножия возвышения, так и для самого говорящего, Аворик остановил его, схватив за запястье. Мужчина, одетый в тунику, с непониманием взглянул на молодого лерена, без пяти минут секира.
– Есть еще кое-что, – произнес Аворик и отпустил его старческую руку. Даже старший брат А. напрягся, хотя, казалось, его мало что удивило за этот вечер. – Я хотел бы объявить вам первый закон моего секьяра.
Обычно первый указ секира гласил о линии наследования, о том, как его достояние будет передаваться потомству и кто сможет претендовать на титул.
От этого зависела участь потомков Аворика. Сейчас он, по сути, решал, кому из них суждено будет отправиться на Арену в далеком будущем. Такой закон затрагивал и другие секъяры. По этой причине, по крайней мере, два секира должны были дать согласие. Конечно, указы родов по традиции писались от руки на скрижалях. Однако Аворик имел право просить позволения секиров при стольких свидетелях и позднее скрепить на бумаге договоренность.
Кент Кевалайн кипел от ярости. Кем он себя возомнил? Аворик еще не вступил в права, а уже выплевывал законы, как косточки от вишен. Бессмысленные и невежественные законы – иначе и не могло быть. Глупый мальчишка, отпрыск ничтожного рода.
– Что касается моего нового рода, Имени Эремит, титул секир или секейра будет передаваться не только старшему сыну или дочери, но и человеку, с которым я свяжу себя узами брака. – Толпа загудела, но Аворик не позволил им прервать себя. – А это значит, что моя невеста разделит со мной уважение и трон.
Это было безумие. Даже не потому что Аворик туманно проговорил пол наследника престола. Ни в одном секьяре не правили одновременно секир и секейра. Только смерть членов рода и свадьба давали право лерену и лересе носить корону. Однако в каждой династии был только один человек, кому нельзя было перечить. Не два. История не знала исключений. Только когда речь шла о исчезновении рода. Например, близнецы Пемондарк не хотели делить земли и признали себя одним целым. Секиры негодовали, так как невинная просьба Аворика привела бы к двум голосам на общих собраниях вместо одного.
Сават сделал пару шагов, чтобы привлечь к себе внимание толпы и прервал А. своим звучным, грудным голосом.