Корона из шипов

На лице К. обозначилась пугающая улыбка. За два шага он настиг свою дочь. Кирстин попыталась отступить, но недостаточно быстро. Отец схватил ее за волосы. Их лица разделял лишь дюйм. Его дыхание обжигало ей кожу.

– Пока я жив, мое слово – закон, нравится тебе это или нет, – сказал он веско, упиваясь превосходством. – И пока Киган все еще прикован к постели, никто из вас не скажет ему ничего об Арене, даже если род Херальдумов мертв, – он выпустил ее из рук с нескрываемой ненавистью. – Это ясно?

Секир оглядел остальных детей и заставил их повторить то, что хотел услышать, – одним взглядом, режущим и опасным.

– Да, отец, – ответили Коринтия и Курт.

– Келани?

По ее щекам текли слезы. Из-за Кирстин. Сета. Кигана. Нет. Потому что она может вскоре умереть.

Она кивнула, почувствовав внезапную усталость. Она не была такой смелой, как сестра. Она не находила в себе ни крупинки силы. Она была рождена, чтобы угождать секиру. Сначала отцу, затем брату и, наконец, мужу. Она не могла вынести недовольства и разочарования на их лицах. В такие моменты совесть становилась ее злейшим врагом, и она шла у нее на поводу, потому что не могла не обращать на нее внимания, боясь обезуметь.

– Даже не думайте, что я забыл о главной причине, по которой привел вас сюда, – сказал он. – Я все еще требую назвать виновника и знаю, что один из вас изменил имя в конверте, возможно, потакая умыслам посторонних. Каждая секунда моего ожидания обернется страданиями для вас.

– Это была я, – внезапно призналась Келани. Ей нечего было терять, кроме тающих часов жизни. Она желала лишь прекратить потоки гнева и злости, источаемые отцом, которые сдавливали ее грудь. – Я не могла смириться с тем, что не увижу Сета снова.

После новости о смерти Херальдумов Келани тревожилась не столько потому, что в конверте было запечатано ее имя и она будет вынуждена сражаться, о чем она, очевидно, не знала, а из-за того, что угадала заранее выбор Станкевичусов. Она боялась, что больше никогда не увидит Сета, что их встреча в Тайне Флоры будет последней, что К. не успеет рассказать ему всего. Останется одна. Однако Келани не была настолько глупа, чтобы поменять имя Коринтии на свое. Если еще и была возможность побыть вместе с Сетом, то только при условии, что он победит и она выживет, попасть на саму Арену было чертовски сложно.

– Если бы не наш план, я бы наказал тебя за ложь. – Отец сплюнул. – Я хочу, чтобы ты уцелела, Келани. Не играй с моим терпением.

Келани взглянула на сестру, та отвернулась.

– Ни Киган, ни ты, – добавил он. – Но ты должна быть здесь, чтобы послушать.

Секир закончил это маленькое собрание. Он вызвал стражу, которая увела ее сестер и брата.

– Седрик и Лорен будут тренировать тебя, – обратился он к Келани, когда охранник, который до этого тащил ее сюда, снова зажал мертвой хваткой ее плечо.

– Вы же сказали, что…

– Я прекрасно знаю, что я сказал, Келани, – оборвал он ее. – Твоим оружием будет револьвер, а в ближнем бою воспользуешься ножом. Тебя обучат стрельбе и минимальной обороне. Возможно, ты не одолеешь самих противников, но это пригодится, если кто-то из местных жителей осмелится противостоять тебе. Я не прошу тебя совершать самоубийство. Кроме того, оружие и уверенность внушают страх. В конце концов, не важно, что ты не знаешь, как использовать их по-настоящему.

– Да, отец, – согласилась она.

– А что касается остальных, – он говорил о детях, но обращался к солдатам, сопровождавшим их, – они будут оставаться в своих комнатах до дальнейших распоряжений. Никто не должен переступать порог их покоев без моего согласия. Это понятно?

– Да, господин, – ответили они в унисон.

10 Четверо

Изображения на витражах двоились, преломляясь на бронзовых телах, которые держали каменный купол над алтарем. Блики завораживающе покачивались от падающего света. Было трудно разглядеть в их скольжении какую-либо черту сопротивления или смирения перед этим порабощением. Тяжело было понять, связаны ли они обязательствами, как она, или охотно соглашаются с волей их господина. Что же тогда темнота? Их собственная воля?

Нет. Она хотела того же, что и свет, – создавать красоту. Быть частью этого великолепия, этого природного калейдоскопа. Ей нужен был свет, как и бликам, чтобы сиять так же ярко, как и все в ее семье.

Свет подавляет тьму. Он стирает ее. Отталкивает. Оттесняет на задворки. Топит. Убивает. Потому что тьма вне порядка вещей. В ней живут страхи, кошмары, плохие намерения, дикость…

Она отвернулась, устав от игры бликов. Ее взгляд привлекла статуя, облаченная в тунику и глубокий капюшон. Келани поражала фактура камня. Лицо статуи выглядело ясно, но не передавало ровным счетом ничего. Черты были невыразительны, словно утаивали что-то сокровенное. Точно такое же, как у трех других статуй. Видимо, скульптор очень дотошно вырезал каждый мускул, желая избежать зарождения дыхания жизни в нем. Лицо слеплено с орлиным и плоским носом, чтобы никто из людей не смог отождествить себя с ним и почувствовать неуловимое превосходство над другими.