Корона из шипов

Да и вообще, маловероятно, что кто-то был, близок к Четверке настолько, чтобы запомнить каждую морщинку или родинку на их лицах. Тем не менее некоторые утверждали, что им посчастливилось увидеть этих существ в какой-то трагический момент своей жизни, а кому-то они являлись в предрекающих чудо снах. Многие смертные непрестанно спорили об их внешности. Несмотря на всевозможные предположения, Четверка была чем-то большим, не просто человеческими существами. Они не были мужчинами или женщинами, они были другими. Более невероятными, сильными, соблазнительными. Словно принадлежали к третьему полу, к которому никто другой не мог себя отнести. Вот почему каменные одеяния скрывали те части их тел, которые могли дать хоть какой-то намек на разгадку.

Однако не все разделяли мнение рода К. Были те, кто считал, что не существовало никакого третьего пола и Четверо были мужчинами. Хотя и этот вариант польстил бы Кенту Кевалайну. Другие верили в двух мужчин и двух женщин. Самые отчаянные говорили о Восьми, заявляя, что слово «божество» подразумевало союз мужчины и женщины.

Келани никогда раньше не задумывалась о том, кем на самом деле могли быть прародители всего сущего, какой пол имели Флора, Чада, Уинер или Колен, или даже о том, относятся ли эти имена к одному человеку или паре. Их безупречный постамент никогда не привлекал ее внимания так сильно, как в этот момент. К. не были слишком религиозными, но они уважали Четверку, как и все Имена, и имели маленькую часовню во дворце для поклонения. Другие рода не утруждали себя возведением храмов.

Лереса блуждала, погруженная в свои мысли. Ноги сами привели ее в этот пустынный уголок, подальше от снисходительных взглядов, что преследовали ее с утра до ночи. В поисках тишины, которая ничего не значила бы и не давила на нее так, как тишина, заполнявшая спальню, пока горничные одевали ее и расчесывали ее волосы в удушающем молчании.

Шпильки, державшие пучок волос, вонзались в плоть. Жесткая новая униформа не давала ей расслабиться ни на секунду. Тревожно поглаживая бедро, она ощущала подушечками пальцев грубую ткань вместо шелка. Лереса чувствовала себя странно, надевая эти обтягивающие штаны, из-за которых кровь будто переставала течь по скованным икрам. Ткань плотно обтягивала ноги, как вторая кожа. Она слишком явно подчеркивала каждый сантиметр, демонстрируя точное положение коленных чашечек и стройных икр. Оставляла в поле зрения каждый изгиб, каждую дрожь, каждую слабость.

Что Келани делала в часовне? Почему она выбрала это место? Она не верила, что Четверка могла выслушать ее, не говоря уж о том, чтобы помочь. Почему они должны внять ей, если она гораздо меньше верит в богов и Арену, чем другие бойцы?

Не важно, как близко она сидела к ним, они не переставали быть лишь каменными изваяниями. Даже самые отчаявшиеся из Кевалайнов никогда бы ни стали падать на колени перед бездушной статуей и просить ее о чем-либо.

Дверь в часовню приоткрылась. Келани вздрогнула, но не обернулась, застыв на месте, глядя прямо перед собой. Послышался звук шагов, но вскоре смолк где-то поодаль. Боковым зрением она увидела цвет формы стражи.

– Лереса Келани, – провозгласил слуга.

– Солдат, – обернулась она.

Охранник пристально наблюдал за ней. Она догадалась о причине этого прожигающего взгляда, но замерла, не выражая никаких чувств.

– Это последнее место, где я предполагал найти вас, – проговорил он через мгновение.

– И все же я здесь.

Голоса смолкли.

Гвардеец глубоко вздохнул. Она взглянула на свои руки, лежавшие на коленях, и сглотнула.

– Ты видел ее? – спросила она дрожащим голосом.

– Тот же вопрос задала она мне, как только я переступил порог ее комнаты.

Келани обернулась.

– Как у нее дела?

– Как у тебя дела?

Она опять перевела взгляд на запястья и покачала головой.

– Я в порядке, – солгала она, но не смогла его обмануть.

В часовне больше никого не было. Лорен забыл об уставе и титулах. Он сидел на той же скамейке, оставив немного места между ними. Келани никак не прокомментировала это.

– Она бросала вещи в дверь своей спальни, – поведал он. – И угомонилась, только когда ничего не осталось. Она чувствовала себя… беспомощной. Но этого не могла совершить она, Келани, – защищал он К.

– Я знаю, – признала она с горькой улыбкой. – Она никогда бы не сделала этого. Но я не ожидала этого и от Коринтии или Курта… Что они хотят моей смерти.

Лорен сглотнул. Он осторожно приоткрыл рот: то, что он намеревался сказать, могло обойтись ему заточением на несколько лет. Или даже хуже.

– Сдайся.

Пораженная Келани развернулась. Она бросила взгляд на дверь, прежде чем уставиться на него.

Слова солдата сулили ему в лучшем случае увольнение, в худшем – смерть. Если бы только отец услышал…

– Этот совет может дорого тебе стоить, – нахмурилась она.

Лорен дернул плечами.

– Мне плевать на цену, которую предстоит заплатить, если ты останешься в живых.

Лереса тряхнула головой и посмотрела прямо перед собой.