Корона. Официальный путеводитель по сериалу. Елизавета II и Уинстон Черчилль. Становление юной королевы

Чтобы оставить Таунсенда при дворе и подчеркнуть его заслуги, Георг VI в конце концов пожаловал полковнику авиации высокую придворную должность: из конюшего он стал заместителем дворцового эконома. Это была очень хлопотливая должность, и она предполагала не только руководство водителями, слугами, поварами и уборщицами, которые с рассветом приступали к работе во дворце. Таунсенд также должен был выступать в качестве мастера на все руки в любое время дня и ночи во всех поездках королевской семьи, которые включали в себя посещение резиденций в Виндзоре, Сандрингеме и Балморале. Он должен был организовывать каждый прием пищи за королевским столом и помогать в организации столь любимых королевским семейством пикников на свежем воздухе. Один человек, позже занимавший этот пост, подсчитал, что уже только эти так называемые праздничные обязанности отрывали его от жены на 90 дней и ночей в году, – и через пять лет такой работы добровольно ушел в отставку.

В старину придворные такого ранга женились на женщинах, которые принимали такую разлуку как должное, ведь королевская служба рассматривалась как разновидность военной. Но ни Питер, ни Розмари Таунсенд с таким положением вещей смириться не смогли. Один придворный оставил характерные воспоминания о вечеринке по случаю дня рождения одного из сыновей Таунсенда, которая проходила в его уютной резиденции в Виндзоре (когда-то это был загородный дом королевы Аделаиды, супруги короля Вильгельма IV).

Внезапно зазвонил телефон, и Таунсенда спросили, не поедет ли он на верховую прогулку с принцессой Маргарет. Несмотря на то что у Таунсенда был выходной, он собрался и поспешил уйти… Розмари, со своей стороны, стала искать утешений вне брака. Когда пара разводилась, именно она взяла на себя юридическую роль виновной стороны и не стала оспаривать свою измену с Джоном де Ласло, сыном светского художника-портретиста Филиппа де Ласло. Через несколько месяцев после этого она вышла за него замуж (это был второй из трех ее браков). Развод был оформлен вскоре после смерти Георга VI, так что Таунсенд стал холостяком как раз тогда, когда принцесса Маргарет также переживала не лучшие времена в своей жизни.

«После смерти короля возникло ужасное ощущение, что ты находишься в какой-то черной дыре», – откровенно признавалась обычно невозмутимая принцесса королевскому историку Бену Пимлотту сорок лет спустя.

Иными словами, Маргарет, которая часто показывала себя как более заносчивая особа, чем ее старшая сестра, могла быть и более уязвимой. Так общая потеря и общая боль связали принцессу и героя войны.

Согласно нескольким источникам, их роман мог начаться еще в 1947 году, когда Таунсенд и Маргарет вместе совершали королевское турне по Южной Африке, и тайна этой истории берет свое начало именно оттуда. Но, по словам Таунсенда, только в начале 1953 года, за несколько месяцев до коронации, случился переломный момент: однажды они оказались наедине в Виндзорском замке, когда остальные члены семьи уехали в Лондон. «Она слушала меня, не проронив ни слова, – вспоминал Таунсенд в мемуарах «Время и шанс». – Я очень тихо рассказал ей о своих чувствах. В ответ она просто сказала: „Я чувствую в точности то же самое”».

Маргарет почти сразу рассказала все сестре. Ответ новой королевы был слегка обнадеживающим – и определенно сестринским. «Через несколько дней, – вспоминал Таунсенд в мемуарах, – Ее Величество пригласила нас обоих провести вечер с ней и принцем Филиппом в Букингемском дворце». Две молодые пары общались по-дружески и на равных, обеих сестер сопровождали храбрые и красивые военные, и Таунсенд позже вспоминал, что вечер прошел в атмосфере неформальной поддержки. Никто не преуменьшал проблем, стоявших перед ними, но Филипп старался разрядить обстановку с помощью остроумия, которое стало его фирменным знаком. Сама Елизавета была более замкнутой, но Таунсенд был впечатлен ее «трогательно простым и сочувственным воспринятием того тревожного факта, что ее сестра меня любит». Однако когда Таунсенд сидел за королевским столом, ему «пришла в голову мысль, что королева, при всей своей доброжелательности, вероятно, затаила в душе и немало беспокойства».