Корона в огне. Пылающее сердце

— Ты знала, кто мы! — жестко сказал Феникс, который продолжал делать маленькие шаги по направлению ко мне. — Подавлять любое восстание еще на стадии зарождения, если это возможно, наш долг!

Заметив его стремление приблизиться, я отступила, отрицательно качая головой. Я не желала его рядом с собой, даже видеть его лицо стало противно, до боли, до тошноты. Чтобы хоть немного облегчить собственные страдания, я попробовала посмотреть на других членов отряда, но лучше не стало. На лице Дерса виднелись два пятна крови, и кровь была не его. Густая и темная она медленно стекала по щекам. Я стремительно отвернулась, и меня вывернуло на камни. Желудок скручивало спазмами, и я никак не могла остановиться. Он был давно пуст, но рвотные позывы снова и снова заставляли склоняться над землей. Слезу душили, я умирала под гнетом разочарования и отчаяния.

— Ты не мог, — сквозь слезы бормотала я, — не мог, не мог…

Рука легла на плечо, и я отскочила так резко, что чуть было не оступилась и не рухнула на камни.

— Не смей! Никогда больше не смей прикасаться ко мне, слышишь? Ты — чудовище! Его величество король Фендрик в гробу переворачивается, глядя на своего любимчика! Кем ты стал ради монстра, которому служишь? Посмотри на себя!

Бросая эти слова Фениксу в лицо, я ждала любой реакции: гнева, обиды или хотя бы сожаления, но не увидела и тени хоть какой-то эмоции. Лишь серая безликая маска, словно камень.

— Кассия… — окликнул меня Гастин.

Я перевела вымученный взгляд на мужчину, с которым было весело. Его компания никогда не тяготила, он умел быть близко, сохраняя дистанцию. Душу разрывало на части от очередного предательства. Мои руки сами собой опустились от бессилия и навалившейся безысходности.

— Наша служба велит…

— Что велит? Перестать быть человеком? — выплюнула я гневно. — Вы все предатели!

— И ты знала об этом! — с нажимом повторил Феникс.

— Точно, ты прав, — горько, сквозь потоки слёз, усмехнулась я. — Но знаешь, Феникс, человек может сам себя обманывать до поры до времени. Знать это одно — видеть собственными глазами — другое! И я по глупости своей начала забывать с кем отправилась в путь. Ты напомнил! Дальше я пойду одна.

— И думать забудь! — сурово отрезал Феникс, наплевавший на мои запреты и приблизившийся ко мне.

В этот раз я не стала отступать и трусливо пятиться. Посмотрела в некогда любимые глаза и ощутила, как душу опаляет жгучая ненависть. Во мне еще что-то умерло, хоть я и думала, что уже нечему.

— Я никуда с вами не пойду! — выделяя каждое слово, чтобы вдолбить их в его голову, ответила я.

— Ты сама напросилась со мной, теперь назад дороги нет! — твердо сказал Феникс. — Твоя жизнь принадлежит мне, забыла?

— Тогда отними её! Мне лучше умереть сразу, чем видеть ваши лица изо дня в день!

— Кассия, — в ужасе пробормотал Гастин.

Я понимала, что мои слова слишком импульсивны и на самом деле я не готова расстаться с жизнью. Ведь что бы ни было, у меня есть Той и я дала ему слово! Головой понимала, но сердце, мое несчастное кровоточащее сердце, не хотело дальнейших пыток.

— Собирайся, — не приемля возражений, велел Феникс и отвернулся от меня.

Сама того не желая обвела взглядом притихших мужчин. Их лица говорили мне о многом, но я не пожелала тонуть в их жалости, сожалении и стыде. Хотя могло быть и так, что моему раненому сознанию все это привиделось.

Я медленно пересекла лагерь, чтобы добраться до своих вещей. Старательно обходила кровь, ощущая как мое собственное тело противиться увиденному. Мне казалось, что я горю, пылаю изнутри. Внутренности дрожали, и по телу разбегалась мелкая дрожь. Тошнота никуда не делась и я изо всех сил гнала из головы лица Луста и его друзей. Я пыталась уйти от реальности, уговаривая себя, что всего этого не было. Это был сон. Мы никогда не встречали этих людей, не говорили с ними. Может, это и было глупо, но иначе я сошла бы с ума.

Испарина покрыла лоб, когда я собирала свои вещи. Я ощутила невероятную слабость в теле, и ужасно захотелось прилечь и поспать. Чувствовала я себя просто ужасно.

Мне удалось выиграть спор взглядами и убедить Феникса, что я больше ни за что не сяду с ним на одну лошадь. С этим он благоразумно смирился.

Следующие дни прошли в опустошении и апатии. Мне было все равно, куда мы едем и зачем. Я погрузилась в собственные мысли так глубоко, что порою не обращала внимания на ухудшающееся самочувствие. Тело почти всегда было покрыто неприятным липким потом. Меня одолевал жар. Бледная кожа даже, несмотря на солнце, не покрывалась загаром. Я едва удерживала поводья. Вешенка беспокойно мотала головой, когда я чуть было не соскальзывала с ее спины.

На всех привалах, я отстранялась от лагеря, разводя собственный костер, но все равно оставалась на глазах у Феникса. Су больше не убегала. Она всегда была рядом, толкаясь коричнево — желтой головой или укладывая ее мне на колени. Иногда даже ее общество тяготило меня, но кошка упрямо не хотела отдаляться.