Столь же немногословно доехали к ожидающему нас самолету, поднялись по трапу и расположились в салоне, пока командир корабля и изрядно нервничающая стюардесса проговаривали необходимые и ритуальные фразы перед полетом.
Князь предпочел первое кресло у выхода. Мы же расположились за семь рядов от его спины, ближе к крыльям — будто расстояние в самолете может что-то изменить.
— Максим, что происходит?.. — маскируя вопрос за гулом двигателей взлетающего самолета, нервно спросила Ника.
То, что происходило, откровенно пугало девушку, И далеко не безосновательно.
— Ты, возможно, знаешь ту небольшую тайну, которую скрывает семейство Шуйских? — спросил я ее спокойным голосом, не стараясь как-то спрятаться за окружающим шумом или приблизиться к ее ушку лицом.
— Не совсем понимаю…
— Род их некоторым образом оборотни, — уточнил я. — Медведи.
Впереди недовольно дернул плечом князь — глупо пытаться утаить голос от такого, как он. Шепчи или говори громко — совершенно без разницы для лесного владыки.
— Понимаешь, — продолжил я, — со временем зверь в их голове все равно побеждает людское начало. Тогда зверь с остатками человеческой личности уходит в лес, где обычно и погибает. Так правильнее для всех. Но до той поры, пока не придет смерть, у княжества все равно будет один владетель — самый мощный и самый сильный медведь в стае, глава рода. Одна территория, один владетель, понимаешь?
— Д-да… — чуть ошарашенно ответила Ника.
— Наша проблема в том, что в нынешнем поколении Шуйских родился Артем. Очень сильный, страшно сильный медведь. Потенциально гораздо сильнее, чем нынешний хозяин территории.
Князь Александр Олегович недовольно поворочался в своем кресле.
— Но у территории, как я и говорил, может быть только один хозяин, — наставительно произнес я. — Не может быть двух сильных медведей на одной земле. Кто-то должен уступить и отдать главенство. Поэтому Александр Олегович Шуйский так жаждет как можно быстрее встретить внука. Чтобы убить его до того, как он войдет в полную силу.
Спереди хрустнула пластиковая накладка подлокотника.
— Н-но как же так…
— И ты бы знала… — произнес я одними губами, наклонившись к ее лицу, — каких трудов стоило выгнать его из чащобы и загнать в мой самолет…
— У-у тебя глаза… светятся, — сглотнула Ника, опасливо отодвигаясь в сторону.
Я прикрыл глаза, не желая пугать девушку.
— В целом ничего страшного, — буднично продолжил я. — Доставай ту ерунду, которую тебе выдал Борис Игнатьевич.
— Какую еще ерунду? — изобразила она недоумение.
— Артефакт, — терпеливо пояснил я, — выданный тебе, чтобы меня убить. Але, женщина!.. — У нас двухсотлетний медведь на борту, а тут в кармашке только пластиковая вилка!
— Тихо ты!.. — шикнула Ника, опасливо поглядывая на первый ряд.
Но князь пока не понимал грозящей ему опасности.
— Давай артефакт. Я верну, честно, — протянул я ладонь.
— Я не взяла, — отвела она взгляд.
— Что значит «не взяла»? — возмутился я. — Ты его забыла, что ли?
— Я его вообще не взяла! То есть взяла, но выкинула в урну.
Я ошарашенно посмотрел на девушку.
— Что-что ты сделала?.. — уточнил я.
— Выкинула. В мусорную корзину, — отвернулась она к окошку.
— Артефакт за три миллиарда?
— Сколько?! — пискнула она, повернувшись.
— А-чу-меть, — уронил я лицо в ладони. — То есть ты всю неделю страдала зря?!
— Чего?!
— Молодежь, вы не могли бы потише?! — рыкнул ироничный голос.
Должно быть, забавно слушать планы по собственному убийству… Особенно когда орудие, как оказалось, выкинули.
— Три миллиарда, женщина!.. — прошипел я возмущенно. — В урну!
— Я не хотела тебя им убивать, — поджала она губы.
— И где ты его выкинула?
— Возле ка… Где надо, там и выкинула.
— Ты когда-нибудь меня убьешь, — покачал я головой.
— Ну уж извини, что не убила раньше!.. — язвительно прошипела она.
— В общем, как знал… — махнул я рукой. — Нельзя вам, женщинам, верить. Даже в деле собственного убийства! А я так старался! Даже Борис Игнатьевич поверил!
Ника обиженно насупилась.
— Ладно, будем действовать по первоначальному варианту, — вздохнул я.
Девушка настороженно покосилась.
На лице же моем проступала улыбка — будем верить, достаточно безумная и безбашенная, как и весь план длиною в три года.
Хотелось, конечно, как проще, но…
— Максим? — осторожно уточнила Ника. — Максим, у тебя опять глаза светятся…
— Ощущение твердой поверхности под ногами дарит чувство ложной безопасности, — произнес я ей доверительно, поднимаясь с места.
А небо за иллюминаторами начало покрываться черным покровом туч — вестником близкой грозы.
— Никто не знает, как высоко и больно придется падать — даже двухсотлетние князья.
ГЛАВА 24
В конце пути всегда есть место самым главным словам и искренним эмоциям. Еще немного — и все равно не останется свидетелей, слухов, пересудов и чужого мнения. Время скомкается до размера технического термина «крушение самолета», и никто не станет разворачивать полотно событий, чтобы разобраться в чужих страхах и страстях.
— Максим, я не хочу умирать, — просительно посмотрела Ника снизу вверх.
Разве можно винить за это честное и простое желание?