— Не беспокойся, — ободрил я ее улыбкой, — все будет хорошо.
— Мы не разобьемся? — был полон надежды этот взгляд.
— Обязательно разобьемся, — встал я в проходе, краем глаза наблюдая, как медленно поднимается со своего места старый князь Шуйский. — Но у тебя еще есть шанс послужить императору.
— Но я не хочу!
— Тогда вот тебе пуговица, — оторвал я от рубашки вторую по счету сверху и протянул ей, — проглоти.
Ника посмотрела на пластиковый кругляш в моей руке с опасливым благоговением, но все же сжала его в пальцах, и затем, прикрыв глаза, переместила в рот.
— Считается, что она приносит удачу, — пояснил я ей.
Взгляд девушки изменился на недоуменно-растерянный.
— А она не волшебная?
— А я разве сказал, что она волшебная? — недоуменно взглянул на нее.
Иногда Ника такая наивная…
— Ты охренел?!
Вот, уже и бояться раздумала.
— Отнюдь! — И сделал шажок в сторону замершего за семь рядов от нас князя.
Тот задумчиво склонил голову, сложив руки за спиной, словно к чему-то прислушиваясь.
— Стой на месте, покойник!.. — зашипела позади Ника.
— Прости, но меня ждет очень злой медведь.
— Ой, — опомнившись, пискнула она и вжалась в кресло.
— С твоей стороны будет очень любезно обеспечить целостность самолета, пока мы с ним разговариваем, — уделил я ей еще одно мгновение.
— Н-но, я не смогу…
— Тогда просто никуда не уходи, — хлопнул я ладонью по подголовнику рядом с собой и спокойно двинулся к неизбежному.
Неизбежное не торопилось навстречу. Неизбежное вообще чувствовало себя абсолютно спокойно, как полагается почти бессмертному существу в его второй ипостаси. Даже артефакт, стоимостью которого умудрились поднять капитализацию подмосковной свалки до уровня золотоносного прииска, не смог бы причинить ему фатальный ущерб. Но дело не в том, чтобы убить.
— Я узнаю эту Силу… — с толикой брезгливого удивления поведал старый князь, вслушиваясь в раскаты близкой грозы.
— Тогда подчинись, — доброжелательно подсказал я решение, сокращая расстояние между нами.
Шуйский фыркнул, неторопливо убрал руки из-за спины и повел плечами. Сила Крови легко отозвалась на его призыв, стегнув по свидетелям своего появления ощущением древнего ужаса, всплывшего в ложной памяти, и кислым привкусом железа во рту, словно от крови. Под громкий шелест осенней листвы, которой неоткуда тут было взяться, реальность вокруг князя исказилась, расчертившись десятком ложных теней, пытающихся соткаться в силуэт огромного зверя. Настолько огромного, что он никак не мог проявиться целиком в узком замкнутом пространстве самолета.
— Не влезает, да? — посочувствовал я в то мгновение, пока недоумение на лице Шуйского сменялось злостью.
А в следующую секунду обшивку самолета разорвала первая молния, перетянув ослепительно-ярким хлыстом через его тело. И еще одна, снова, ослепляющим и оглушающим разрядом, догоняя и стегая убегающий и дрожащий от страха самолет. Молнии били рваными рывками, раздирая обшивку и позволяя азартно завывать потоку ветра, ворвавшемуся в салон вслед за ними. Из отсеков над пассажирскими сиденьями выпали кислородные маски, принявшись раскачиваться, словно обреченные сектанты посреди безумного ритуала, сотканного из грохота и света.
Близкие вспышки впечатывались в радужку глаз черными полосами, которыми будто бы была перевита фигура князя в истерзанной, пережженной одежде. Но сам Шуйский все еще стоял на ногах, вперившись в меня безумно-ненавидящим взглядом. На краях его пальцев пытались сформироваться ядовито-зеленые капли, но очередной удар атмосферного электричества ломал технику, пережигая потоки чужой Силы.
— Подчинись! — перекричал я близкий раскат.
«Никогда…» — прочитал я по губам ответ.
— Я держу! — отчего-то донесся через рокот схватки панический Никин голос.
Я недоуменно оглянулся, чтобы через пару-тройку секунд, пока мельтешение вспышек в глазах исчезло, с удивлением цокнуть языком. Нет, деструктивные способности этой барышни были известны и ранее… но увиденное на какое-то мгновение повергло меня в изумление.
Через три ряда кресел позади прежней обстановки салона просто не существовало — был виден только настил пола и ребра жесткости на стенах и потолке, составлявшие хребет самолета. Да и те словно погрызенные, закрытые подвижной взвесью песка и пыли, наполнявшей хвостовую часть целиком, в самом плотном месте которой скорее угадывался, чем был виден силуэт девушки.
А все, что пока уцелело далеко позади нее и рядом со мной, прямо на глазах обращалось в прах — словно не настоящее, сделанное из песка и ныне рассыпающееся под порывом ветра. В пыль и песок обращались кресла, электроника подголовников, пластик стен и потолка, вытягиваясь подвижными лентами в сторону Ники, закручиваясь коконом вокруг нее, — и уже оттуда растекались приливными волнами в сторону прорех и пустот, выжженных молнией, собирая обреченный борт в единое целое и позволяя ему нестись сквозь небо дальше.
Все вокруг служило песку пищей, и не было ничего способного ему воспротивиться.
И тут же через изумление прорвалась иная яркая эмоция. Что она творит! Там же!..