- Не позволь этого, Йолаф! Я едва не позволил, горе мне, слабой душонке, но ты не допусти!!! – бледное лицо правителя подергивалось, багровые пятна разлились по восковым щекам и лбу. – Если кристаллы попадут в реки и колодцы Лихолесья, то скоро все королевство эльфов станет беспросветной вотчиной орков. Сармагат умен... очень… Никакой войны, просто изящный тактический ход. Эльфы сами принесут беду на свою землю, своими руками впустят врага! Среди эльфов начнется междоусобица, а потом… Эру помилуй, никто не знает, чем это кончится.
Князь упал назад, тяжело и гулко кашляя, корчась в кресле и прижимая руку к груди так, что побелели пальцы.
- Писаря… – прохрипел он.
Потрясенный Сарн секунду все так же безмолвно стоял на коленях, а потом вскочил и рванулся к двери:
- Эй!!! Писаря сюда!!! И найдите целителей!!!
Ему показалось, что прошла вечность, пока солдаты под руки привели насмерть перепуганного толстяка-писаря в ночной сорочке и пледе. Сарн ждал, машинально растирая ледяные руки князя, словно стараясь не дать тому впасть в беспамятство. Писарь начал зажигать канделябр, а Иниваэль непослушными руками прикрыл лицо:
- Уберите огонь… больно.
И писарь послушно отошел с единственной свечой к окну. Прибежал придворный врач, но князь отмахнулся от него, невидяще глядя куда-то в пространство:
– Нет времени, – снова хрипло отрезал он.
Но вот перо окунулось в чернильницу, и писарь замер в ожидании распоряжений. Иниваэль прошептал:
- Оставьте солдат и лекаря в свидетели. Я, князь Иниваэль, сын Беленуса, дарую рыцарю Йолафу, сыну Акселя, полное помилование, снимаю с него все предъявленные ему ранее обвинения и возвожу в чин коменданта Тон-Гарта. Находясь на смертном одре, я последней своею волей завещаю ему сохранить в княжестве мир и не допустить известной ему страшной беды, что нависла над королевством эльфов, именуемом Лихолесьем. Если же моя законная наследница, княжна Эрсилия, дочь Хельги, не сможет возглавить княжество после моей кончины, да будет избран новый правитель собранием совета города и сельских старшин.
Обессилев, князь несколько секунд ловил губами воздух:
- Приготовьте печать, – пробормотал он, – подайте грамоту… я подпишу.
Дрожащий писарь, путаясь в пледе, подал Иниваэлю пергамент, и тот нетвердой рукой поставил подпись. В этот миг в опочивальню ворвался кое-как одетый Тавор, за которым часовые бегали в казармы. Он бросился к князю, торопливо растирая ладони, зашептал заговор, тихо и настойчиво убирая руку князя с его груди и кладя свою. Теперь Иниваэль не сопротивлялся. Он недвижно лежал в кресле, вдыхая воздух короткими свистящими рывками. Но несколько секунд спустя Тавор прервал заговор и отвел ладонь, хмуро поднимая глаза на Сарна:
- Уже поздно, брат. Сердце совсем изношено. С князем случилось подряд два удара. Для него это слишком.
Сарн молчал, неотрывно глядя на Иниваэля. Пот поблескивал в глубоких морщинах на лбу умирающего князя, холеные белые руки бессильно лежали на темном узорном сафьяне кресла, на шее мелко бился какой-то нерв.
Как он презирал этого ничтожного человека! С каким пренебрежением привык относиться к нему за эти месяцы… А сейчас отчего-то все это отступило куда-то прочь, и эльф видел лишь бесконечно несчастного, растоптанного, раздавленного горем старика, чье лицо вдруг обрело выражение странного спокойствия, словно обладатель его был напоследок чем-то утешен или кем-то прощен.
Рваные вдохи все так же короткими толчками вздымали кафтан на княжеской груди. Их ритм был все реже, и наконец пришел миг, когда Иниваэль снова открыл глаза. Медленно перевел тускнеющий взгляд на Сарна. Ладонь на подлокотнике шевельнулась и поползла к эльфу, накрыла его руку.
- Прости меня… – прошептал князь. Его пальцы судорожно дрогнули, и голова безвольно откачнулась на спинку кресла. Правитель Ирин-Таура был мертв.
====== Глава 43. Тесемки старых масок ======
Сармагат умолк и отвернулся, хмуро и безучастно глядя в огонь. Камрин несколько секунд неподвижно сидела в кресле, а потом механически взяла вилку и принялась за еду.
- Ты похоже не слишком удивлена услышанным, – без всякого выражения произнес Сармагат, а девушка, не поднимая глаз, отрезала:
- Я голодна.