- Спорный вопрос, поскольку мы говорим о справедливости в понимании того, кто считается отцом Зла. Но здесь, друг мой, таится некий подвох. Есть только одна категория целителей, кто обязательно добивается успеха. Это те, кто безоглядно готов к расплате. Кому жизнь Проклятого и его здоровье дороже своих собственных, а потому их душа не колеблется в своей борьбе и так же, как враг, сражается насмерть. Я знаю одного такого. И я не сомневаюсь в его успехе. Перед его упорством и Мелькор бы отступил уже ради одного любопытства, на что еще способен этот человек ради достижения своей цели.
- Йолаф… – тихо обронил Леголас.
- Да, – кивнул Сармагат, – в этом, видимо, и усмотрел справедливость наш несправедливый судья. Именно в этой безусловной готовности к любому исходу, даже самому страшному. Истинное самопожертвование – это умение вообще не думать о том, чем для тебя кончится схватка.
Лихолесец встряхнул головой, словно пытаясь уложить в связную картину кусочки битого стекла.
- Сармагат, доселе ты говорил о людях.
- Верно, – Сармагат дернул уголком рта, – их души проще, варги же, поселяющиеся в проклятых людях, вовсе звери и истинного разума лишены, сразить их – задача посильная, посему исцеления среди человеческого племени в прежние века были не редкостью, хотя всякое случалось.
- Значит с эльфами что-то иначе?
Сармагат обернулся и буднично отрезал:
- Да. Я не знаю, так ли задумывал Властелин, или что-то своей волей пошло иначе. Но душа Квенди сильна. Сильна и орочья сущность, и схватка этих противников ужасна. А поэтому попытка исцелить эльфа, особенно уже прошедшего несколько ступеней обращения, часто заканчивалась… ммм… неожиданно и печально. Орк и эльф, сражавшиеся в одной душе, уничтожали друг друга, и целитель оставался с бездыханным телом Проклятого на руках. Хотя никто и никогда не мог заранее предугадать, чем закончится очередная попытка.
Леголас помолчал.
- Насколько часто? – ровно спросил он.
- Почти всегда, – не оборачиваясь, ответил Сармагат.
Лихолесец тоже встал и мерно заходил по залу. Остановился, впиваясь когтями в потертую обивку кресла:
- Ты знаешь о случаях исцеления эльфов?
- Да, о двух, – кивнул орк, и принц до боли сжал кулак:
- Значит у меня есть надежда. Ведь ты сам сказал, что никто не может предугадать исход очередной попытки!
Сармагат неторопливо обернулся. Посмотрел Леголасу в глаза и улыбнулся. Искренне, открыто, как когда-то улыбался Гвадал. И эта эльфийская улыбка, обезображенная почти волчьими клыками, показалась принцу до дрожи жуткой.
- Надежда… – процедил орк, будто пробуя это слово на вкус, – надежда… Да, балрог подери, все мы всегда думаем, что у нас есть надежда…
Он вдруг широким шагом рванулся к Леголасу, резко толкнул его в кресло и навис над ним, опираясь ладонями на подлокотники:
- Я тоже был уверен в этом, друг мой! Я точно так же смотрел в глаза Сигвуру и лепетал о надежде! Я тоже готов был рискнуть и погибнуть, но попытаться вернуть себе прежнюю сущность. Ведь в отличие от других, у меня не было сомнений, найдется ли мне целитель, – голос Сармагата упал до иронически-доверительного шепота, – у меня был друг. Верный, надежный, преданный и неустрашимый. Тот, за кого я сам готов был на любые испытания, на кого я полагался в любых несчастьях, кто никогда не подводил меня и никогда бы не отказал мне в такой отчаянной, такой особенной помощи. И тогда я спросил Сигвура, на каких условиях он даст мне свиток с заговором… Конечно, я ожидал отказа. Готов был собрать в кулак весь свой немалый дипломатический опыт, весь дар убеждения, торговаться, сулить, грозить, обещать. Но Сигвур только усмехнулся, будто перед ним стоял пылкий нищий юнец, возжелавший руки его дочери…
… Сигвур ответил не сразу. Он рассеянно посмотрел вверх, где над острыми пиками скал ветер волок грязные облака. Потом перевел глаза на Гвадала, стоявшего перед ним с бледным лицом, на котором горели два ярких лихорадочных пятна.
- Не тревожься об этом, Дивный, – спокойно проговорил он, – я дам тебе свиток. Без всяких условий.
Гвадал, только что выглядевший, будто изготовившийся к сватке зверь, осекся. Шагнул ближе, машинально прикладывая ладонь к груди, поклонился:
- Прости меня, Сигвур. Похоже, я превратно понял самую цель нашей встречи. Я ждал сделки, а ты предлагаешь мне бескорыстную помощь. Я ошибся в тебе. Где я смогу увидеть тебя, как подать тебе весть, чтоб вернуть тебе свиток, когда мне пропадет в нем нужда?
Обращенный не ответил. Он отвернулся и тяжело отступил назад к скале, у которой сидел, ожидая Гвадала. Сейчас эльф вдруг заметил, что Сигвур слегка хромает. А орк снова сел на камень и почти рассеянно провел ладонью по глянцевой шкуре коня, на котором приехал лихолесец. Это был другой конь. Собственный скакун эльфа отчего-то еще вчера отказался повиноваться ему.
Но тут Сигвур вскинул голову, и Гвадал инстинктивно ощетинился. Лучистые эльфийские глаза Обращенного утратили свой спокойный блеск, теперь на лихолесца был обращен ледяной орочий взгляд.