Одгейр молча сидел на волчьих шкурах, глядя на неистовствующего эльфа. Тот выкрикивал что-то бессвязное, резко впечатывая крепкий кулак в опорные столбы шатра, сыпал бранью, мешая вестрон с собственным тарабарским говором. Дымчато-синие глаза полыхали яростью, но орк видел, что лихолесец до смерти напуган. Это было неудивительно, любой на его месте был бы порядком обескуражен. Одгейра куда более поразило другое. Он принюхался, потом прислушался к собственным ощущениям… Ему всегда был сладостен запах эльфийского страха. Аромат ужаса, нотки холодного пота, привкус отчаяния. Этот запах был тем приятней, что редко доносился до обоняния Одгейра – эльфы всегда были бесстрашны, в бою гибли бесшабашно и весело, а под пытками нередко заводили подрагивавшими от боли голосами фривольные куплеты. Запаха же одной физической муки орку было недостаточно, ведь страдания плоти дешевы, истинное наслаждение дарит лишь душевная слабость врага…
Но сейчас этот приторный аромат отчего-то не приносил Одгейру удовлетворения. Какое-то другое чувство тревожило вождя, не особо привычного вдумываться в свои, как правило, нехитрые побуждения. Этот остроухий франт не вызывал у него обычного насмешливого отвращения, как прочие эльфы. Он, скорее, будил в орке беспокойство и странный интерес. Одгейр успел поговорить с сыном, который поведал ему невероятную историю: эльф спас ему жизнь. И дело тут не в том, что остроухий подобрал умирающего орочьего мальчишку – Одгейр знал, что Дивным подчас свойственно необъяснимое милосердие, часто идущее во вред им же самим. Загвоздка крылась в другом: эльф сумел исцелить раны Локтара, хотя и причинил ему невыносимые мучения. Это крайне озадачивало вождя. Оркам чуждо все, связанное с эльфами и их ворожбой. Но Локтар перенес лечение и встал на ноги, хотя был обречен дважды: от нанесенных ему ран и от эльфийской магии. Стало быть, магия та уже не эльфийская…
Пока орк предавался этим размышлениям, Гвадал истощил запас проклятий и оперся обеими руками о столб, переводя дыхание.
- Ну, будет тебе чудесить, – пророкотал Одгейр, – сядь, теперь о деле потолкуем. Нужно решать, куда тебе дале деваться. К своим тебе пока еще можно, но скоро заметят и они, коли уж я приметил. Но ты, Дивный, не забудь моих слов, скоро дело пойдет быстро. И что тебя ждет – того ты и в пыточном застенке не видал.
- Откуда ты знаешь, что меня ждет? – Гвадал вскинул голову и пристально поглядел орку в глаза. В его взгляде уже не было гнева, он напряженно ожидал ответа.
- Ты возомнил, что ты первый? – Одгейр усмехнулся, оскаливая неестественно длинные клыки, – увы, остроухий, кабы не такие, как ты, не было бы таких, как я. Все мы от твоего брата-эльфа племя ведем, у всех в родоначальниках тот, кому чертовски в жизни не свезло.
Гвадал тяжело вздохнул, оседая на пол у столба:
- То, что орки порождены из эльфов – ни для кого не секрет. Но неужели это произошло вот так? Просто по глупой неосторожности? А как же высокопарные истории о зверствах Моргота, об экспериментах над пленными Квенди? Неужели все это сказки для ублажения нашей жалкой расовой гордости? Неужели мы сами виноваты в том, что не уберегли своей первозданности, что породили иной народ, который теперь презираем и считаем заклятыми врагами?
Одгейр помолчал, а потом задумчиво покачал головой:
- Чудной ты, – промолвил он, – я-то думал, ты сейчас примешься орать, чтоб я твое благородное племя со своей ордой на одну доску ставить не смел. А ты эвон как загнул… Вот что, приятель. Ты останешься у нас на неделю. Считай, что ты в плену, коли тебе так привычней. Ежели не передумаешь – езжай на все четыре стороны и уже сам за свою шкуру отвечай. А ежели рассудишь, что назад тебе не с руки – я подсоблю. Есть у меня приятель. Тот, кто тебе поможет в себе разобраться и найти новый путь.
Гвадал распрямил спину, до боли вжимая затылок в грубо оструганное дерево. Ему отчаянно хотелось вскочить и броситься вон из этого шатра, из душного морока услышанных небылиц, отряхнуть от них душу, как от дурного сна, и вернуться в свой трезвый и понятный мир, где царили привычные законы здравого смысла. Но он продолжал сидеть на полу, силясь выровнять спотыкающийся сердечный бег и вернуть самообладание. В конце концов, в словах орка есть свой резон. Если за неделю ничего не изменится – он просто покинет это мрачное селение и вернется в Ирин-Таур, где его ожидает отряд. Если же на миг предположить, что Одгейр прав, то ему действительно сначала нужно понять, кто он теперь и как жить дальше, и лишь потом показываться соплеменникам на глаза.
Одгейр отстраненно следил, как резко вздымающаяся грудь эльфа постепенно замедляет колебания. Квенди провел ладонями по лицу и бестрепетно посмотрел на орка:
- Будь по твоему, вождь.
Сармагат замолчал, и лицо его снова стало отрешенным и задумчивым: