Сарн же немедленно воспользовался этим кратким разговором, чтоб незаметно приблизиться к Эрсилии:
- Миледи, – вполголоса проговорил он, – вам лучше подняться в ваши покои. Я знаю, как вам тяжело входить под родной кров, пряча лицо, но клянусь, ваши мытарства близятся к концу.
С этими словами он увлек девушку вверх по лестнице, видя, что Таргис тоже успел раствориться среди общей суеты.
Они вошли в пустой коридор, и Сарн, едва оказавшись вне посторонних взглядов, мягко и настойчиво взял княжну под руку.
- Рыцарь, – прошелестело из-под капюшона, – прошу, ответьте мне на один вопрос.
- Сию минуту, – Сарн уже поворачивал в замке ключ, чувствуя, как дрожит в его руке хрупкий локоть. Он понимал, о чем пойдет речь… Сейчас княжна спросит, почему отец не вышел ей навстречу.
Эрсилия вошла в опочивальню, которую покинула больше полугода назад. Сбросила капюшон, оборачиваясь к эльфу. Тот стоял у закрытой двери. Его лицо было непроницаемо, лишь едва заметная черточка меж бровей, да искра сочувствия на дне лучистых карих глаз подсказывали княжне, что этот почти незнакомый воин уже знает, что именно она хочет спросить.
- Вас зовут Сарн… я не ошибаюсь? Мы встречались однажды… – это прозвучало неловко, и эльф вдруг понял, что Эрсилия сейчас невольно вспоминает их единственную встречу в лесу. Что ж, значит, он был прав тогда, думая, что несчастная княжна понимает каждое слово…
- Я счастлив вашему исцелению и весь к вашим услугам, леди Эрсилия, – мягко ответил он.
- Спасибо… Скажите, Сарн, – княжна запнулась, а потом произнесла быстро и четко, словно спеша минуть опасное место, – мой отец умер?
Эльф не ожидал такого прямого вопроса. Он на миг заколебался, а Эрсилия добавила позванивающим от напряжения, прерывистым голосом:
- Не надо молчать, рыцарь. Не ищите нужных слов. Вы боитесь… Йолаф тоже побоялся мне сказать, я знаю… Но не нужно. Я сразу… сразу поняла это… Батюшка лишь на смертном одре мог сам положить конец своей ненависти к Йолафу… Флаги спущены…
Она роняла клочья фраз, а рука в перчатке то металась по шее, будто нашаривая душащую петлю, то беспомощным жестом прижималась к губам. В глазах замер почти детский испуг, какой охватывает людей, пытающихся сохранить самообладание, но не знающих, как дать выход раздирающим изнутри чувствам. Сарн шагнул вперед, ощущая тяжкое стеснение в груди, спешно и отчаянно ища какие-то нужные слова или другую инстинктивную подсказку, как помочь этой незнакомой девушке удержаться на тонкой струне, натянутой над руинами ее прежнего мира. Но в этот миг дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошел Йолаф. Он с полувзгляда понял происходящее, захлопнул дверь и крепко прижал Эрсилию к себе. Она ткнулась лбом ему в грудь, и с минуту Сарн видел лишь мелко трясущиеся руки, комкающие грубое сукно плаща на плечах Йолафа. А потом Эрсилия резко и рвано вдохнула и разразилась судорожными рыданиями.
Йолаф поднял глаза и встретился взглядом с Сарном. Тот молча кивнул и бесшумно покинул комнату.
Эрсилия не знала, сколько времени Йолаф провел в ее покоях. Она плакала навзрыд, изливая кипящими слезами скорбь по отцу, который так и не узнал о ее исцелении, печаль по матери, не успевшую отболеть и застывшую на все эти месяцы где-то в недрах ее истязаемой недугом души, а также всю бездну страха и отчаяния, пережитых ею, тоже еще не нашедших выхода и сейчас вдруг запоздало настигших ее. Она бормотала что-то бессвязное, всхлипывала, пытаясь взять себя в руки, и снова заливалась плачем. Йолаф не пытался утешать любимую. Он знал, что сейчас ей не нужны слова. Эти очистительные слезы должны были пролиться, унеся с собою перестоявшие в душе чувства и освободив ее. А потому он молча сидел на низкой оттоманке, сжимая Эрсилию в объятиях, тихо поглаживая сотрясающиеся от рыданий плечи.
Но вот колотившая Эрсилию дрожь начала униматься, и девушка подняла к рыцарю лицо с припухшими глазами:
- Ты уже знаешь, что случилось с батюшкой? – чуть гнусаво пробормотала она.
- Сердечный удар, – ответил Йолаф, хмурясь, – Эрсилия, прости меня, я…
- Не извиняйся, – перебила княжна, прижимаясь к нему и неловко вытирая слезы рукавом, – я понимаю. Это непросто сказать… Йолаф, тебе нужно идти. Тебя уже наверняка обыскались... Только… я хочу увидеть тело отца. Погребения ведь еще не было?
Рыцарь отвел с лица Эрсилии прилипшие к щекам пряди:
- Погребение назначено на послезавтра. Ты непременно простишься с отцом. Эрсилия, я не могу оставить тебя в таком состоянии.
- Нет, правда, иди, – княжна снова рвано вздохнула, с машинальной хлопотливостью перебирая в пальцах ремешок на его камзоле, – мне нужно успокоиться. С тобой так легко быть слабой… Просто реветь тебе в плечо и ни о чем не думать. А подумать надо о многом. Только запри дверь… Наверное, мне нельзя пока появляться на людях. Я сама еще не знаю, кто я теперь, когда батюшки нет…
Она невольно озвучила его собственные тревоги. И Йолаф поднялся, все еще обнимая Эрсилию за плечи: