Коронованный наемник (СИ)

- Хозяйка, – прошептала она, – вернулись… Радость-то какая… – и вдруг бросилась к княжне и стиснула в неожиданно крепких объятиях. Эрсилия, порядком ошеломленная этой странной сценой, машинально обняла кухарку в ответ. А та отпрянула, вытирая передником глаза:

- Ох, срамота… Вы уж простите меня, дуреху, что обниматься к вам полезла. Только я уж не чаяла вас вновь живой увидеть, леди Эрсилия… Я-то раньше прибегала, да услышала, как вы по папеньке убиваетесь. Сердце кровью облилось, я тревожить вас не стала, не до меня вам было… – Марджи частила, всплескивая руками, а по румяным щекам снова текли слезы, – да что ж я! Я тут вам покушать принесла! Все, как вы любите! И вина горячего, лица-то на вас нет, голубушка!

Эрсилия шагнула к кухарке и сжала ее маленькие мозолистые руки, прерывая сумбурный поток слов.

- Марджи, милая, охолони, – зашептала она, чувствуя, как в груди ширится теплое чувство, словно там разом растаял какой-то застрявший ледяной осколок, – объясни толком. Я думала, что обо мне в столице не знает никто, кроме Сарна, бывшего коменданта. Как ты узнала меня и откуда вообще… все знаешь? – скомкано закончила она. А Марджи улыбнулась, качая головой:

- Все-то вы, господа, слуг за олухов слепых почитаете, – промолвила она с ласковым укором, – я всегда знала, что не вы у нас в хозяйках ходите, а миледи Камрин. Только помалкивала, аки сундук на запоре. Негоже о таких секретах языком шуровать – живо под белы руки, да в каземат, чай, не дитя, понимаю. А тут засуетились господа эльфы, миледи княжна, дескать, недужна. А где ж она недужна, коли ни бульону не просят, ни отваров? Да еще часового у опочивальни поставили. Я сразу смекнула, что леди Камрин куда-то унеслась, она часто уезжала. А потом господин Элемир – такой обходительный кавалер, – Марджи потупилась и смущенно откашлялась, – заподозрил, что я обо всем догадываюсь, и шепнул мне, чтоб я, мол, всем говорила, что лично больной княжне прислуживаю. А сама княжна в отъезде по зело важному делу, и о том никому знать не велено. А тут сам Йолаф возвращается, вчера к казни приговорен был, а сегодня уж в чинах больших. За какие такие заслуги князь наш, мир его душе, мятежника в коменданты возвел? Ясное дело, сумел рыцарь дочь единственную от беды спасти.

Эрсилия усмехнулась – эта наивная проницательность впечатляла:

- Но откуда ты знала о подмене? И о моей… беде?

Марджи посерьезнела, и ее хорошенькое круглое лицо подернулось тенью печали:

- О беде-то вашей немудрено прознать, миледи. У меня самой в селе брат родной от этой хвори ума лишился, а потом и погиб… А я что… Я кухарка, леди Эрсилия, меня не проведешь. Люди лица-то менять умеют, а привычки в карман не спрячешь. Я в замке, почитайте, сызмальства. Еще матушка на кухне заправляла, а я уж, кроха, на скамеечке сидела, вилки серебряные чистить училась. Два года – не шутка, сильно девица измениться может. Но вы всегда до сладкого охочи были. Вам пироги, ягоды по душе. Мяса почти не кушали, так, иногда в охотку да попросите. А леди Камрин – та мясо уважает, да еще острое – аж слезы из глаз. За столом общим держится, овощи, сыр там, а потом на кухне уж душу отводит. Это как вы бы так за два года в Итилиэне переменились? Да еда – оно пустяк. Были и понадежней признаки. Ваша маменька, княгиня Хельга, понести не сразу смогла. Помню, как моя мать ей все огородной зелени в еду побольше клала. А в деревне всякая молодуха знает, что укроп да сельдерей хороши для женской плодовитости. А уж, как вы народились, очень вас родители берегли. Вам на кухню дорога была строго-настрого заказана.

- Помню, – прошептала Эрсилия. Мать действительно панически боялась пускать ее в жаркий, пышущий паром, пропитанный запахами стряпни, суетливый кухонный мирок.

- Вот. А я раз лихорадкой захворала. Господский ужин еще так да сяк, а еще челядь кормить. Поначалу хорохорилась, ковыляла по кухне, а тут княжна нагрянула. Брови сдвинула, я уж думала, сейчас за нерасторопность схлопочу, а она строго эдак: «ты, Марджи, горишь вся. Живо марш в постель, негоже тебе у печи хлопотать, почивай себе.» Я только глазами похлопала. А княжна, что ж вы думаете, передник прямо поверх блио своего барского повязала, поварят кликнула, да такой дым коромыслом учинила – любо дорого. Сама ужин охране и слугам состряпала, все только похваливали. Где б вы при маменькиных порядках этому выучились, миледи? Тогда-то мне сразу понятно стало, что девица она кровей не придворных, но в достатке воспитывалась и строгости. Ну а уж там я пригляделась, покумекала и признала подруженьку вашу. А после и о болезни вашей сообразила. Князь-то прямо сох с горя. А разве с простой хворью вас бы из дому отослали от всех глаз подальше? Нет, только с Волчьей напастью.

Эрсилия несколько секунд молчала, глядя в добродушное лицо под белоснежным чепцом. Эта говорливая деревенская хлопотунья едва двадцати пяти лет от роду почти год хранила тайну, которую князь, Йолаф, Сармагат и Камрин оберегали пуще глаза…