- Как ни полыхал я обидой, я все так же не понимал, что задумал орк. Мы не выпускали оружия из рук, ожидая подвоха. Затем пришли вы… Началось возведение фортов, а я все ждал, когда же Сармагат хоть немного приоткроет суть своего плана. Потом Кэмми сообщила мне о твоей болезни и твоем обращении в Чернокрового… И тогда мне показалось, что я понял. Я решил, что Иниваэль надеется передать Ирин-Таур в вассалитет Лихолесья, тем самым защитив его от любых посягательств. Сармагат же хочет последовательно заразить весь твой отряд, затем дать бой, в котором потерпит демонстративное поражение. А когда Иниваэль, согласно договору, передаст тебе трон, еще не зная, в какую западню сам себя загнал, окажется, что княжество добровольно и бескровно отдано оркам, вместе со своими смертоносными для орочьего племени источниками. Поверь, у Сармагата хватило бы терпения дождаться, когда огонь эльфийской души угас бы в вас, и вы сами назвали б его своим братом. Но время шло, ты страдал, обращаясь с поразительной, пугающей скоростью. Камрин не раз рыдала здесь, в этой комнатушке, рассказывая, как слышит из-за двери твои стоны и хрип.
Йолаф шагнул к лихолесцу, дерзко глядя на него лихорадочно блестящими глазами:
- Ты не вправе меня судить? Что ж… Я ненавидел тебя тогда. Отчаянно, неистово. Я считал тебя захватчиком. И я был счастлив, что план Сармагата потерпел крах, твоя хворь развивалась слишком быстро, чтоб затея с передачей трона сошла гладко. Но время шло. Твои соратники не подавали никаких признаков болезни, а тебе становилось все хуже. Соратники отшатнулись от тебя, и ты пал жертвой того заговора, в котором я пытался тебя подозревать. Значит, все это время я ошибался. Что ж… Я больше не знаю, что намерен предпринять Сармагат. Потому ты здесь. Потому я выворачиваю наизнанку все, чего стыжусь, в запоздалой надежде разглядеть то, что упустил прежде. Вот тебе правда, принц. Вот тебе и право. Давай же, суди меня.
В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь мерными шагами рыцаря. Леголас молчал, коротко, рвано дыша, чувствуя, как в душе снова холодным скользким комом разрастается плохо понятное ему желание. То ли оно влекло убить мерно ходящего по комнате Йолафа, убить голыми руками, с наслаждением ощущая запах еще горячей крови и тугой надлом шейных позвонков. То ли разразиться истерическим, нездоровым смехом…
…Рыцарь резко развернулся и замер, неотрывно смотря в лучистые янтарные глаза, видя, как в них разгораются уголья чужой, необузданной, звериной злобы. В груди мучительно сжалось что-то болезненное и душное: он знал этот страшный взгляд, знал так хорошо, так близко, что давно уже не вздрагивал, ловя его на себе. Но в безобразном лице что-то дрогнуло, и зверь исчез из янтарных глаз, вновь уступая место эльфу, все так же бестрепетно смотревшему с не-эльфийского лица.
- Я понимаю тебя, Йолаф, – мягко проговорил Леголас, – не понимаю лишь одного. Зачем ты поддерживал моих соратников… захватчиков… в битвах?
Йолаф сжал челюсти:
- Я поддерживал не вас. Я защищал моих земляков. В фортах я не тревожился о них – орки были вам не страшны. Но Рабы Слез ужасны в своей ярости, и крестьяне не могут дать им отпор, это же, по сути, их родные. А потому нам пришлось вмешаться. Вдесятером одолеть орды Рабов – сомнительная задача.
- Вам не мешает тот факт, что Рабы Слез – тоже ваши земляки? – не удержался от вопроса Леголас, но Йолаф лишь оскалился.
- Я солдат, Леголас. Мне приходится поступаться некоторыми… сантиментами. И я хотел бы уметь поступаться большим их числом. В битве же у Зеленой Пасти орков возглавлял Тург. Я знаю этого ублюдка, он туп, словно полено, и жесток, как мороз ночью в горах. Когда гарнизон вышел ему навстречу, он не удержался бы. Жажда крови опьяняет его, лишая всякого разума.
- Все это понятно, – Леголас тоже встал, словно стремясь не дать собеседнику уйти от следующего вопроса, – но как насчет хижины Эрвига? В ту ночь там не было твоих соотечественников. Там был лишь я. И ты. Если бы не твоя поддержка, я бы погиб в том бою. Почему ты не дал мне умереть, Йолаф?
Рыцарь запальчиво вскинул голову, но вдруг запнулся.
- Меня попросили защитить тебя в ту ночь, – сухо проговорил он, – и предупредить об опасности.
- Попросили? – шипастые брови дрогнули, – кто?
- Сестра. Она узнала, что тебя велено убить до обращения. Сармагат не хотел, чтоб о твоей болезни стало известно. Ее возлюбленный, морготов мерзавец, всегда все знает о замыслах орка. Каков бы он ни был, а он на свой лад привязан к Кэмми. От него она узнает много важных вещей. От него она узнала и о грозящей тебе беде и попросила меня вмешаться. Я не мог ей отказать.
Леголас вздохнул, чувствуя, как смертельно, невыносимо устал. Ветвящийся перед ним лабиринт все удлинялся, путаясь, уводя все дальше, но отказывая даже в проблеске света впереди.
- Ты поэтому избегал встречи со мной, Йолаф? – полуутвердительно спросил он, – ты считал меня врагом?