Ночь была тиха… Так тиха бывает только морозная ночь в северном Средиземье. Любой, кто хоть единожды ночевал в этих местах, застигнутый ранними зимними сумерками, никогда не забудет их колдовской тишины. Горы, темными сгустками хмурящиеся в стеклянно-синей ночной мгле, дышат снежной стытью, и сосны вонзаются в вышитое серебром небо, такие неподвижные в замершем студеном воздухе, что необъятные их кроны кажутся нарисованными углем на небосводе.
Сарн стоял на смотровой вышке, глядя вдаль и полной грудью вбирая безмолвную стужу соснового леса. Слепой отблеск луны плясал в зрачках, мерцали мелкие снежинки, запутавшиеся в черной гриве. Словом, поэт нашел бы несомненную красу в той ночи над лесным фортом и ее одиноком часовом. Но более приземленный, а потому менее восторженный зритель заметил бы иное – хотя с каждым выдохом зыбкое облако пара слетало с губ эльфа, плащ не покрывал его плеч, а на руках, крепко сжимавших древко лука, не было перчаток. Сарн не чувствовал покоя в хрустальной ночной тиши. Замерший лес не спал… Он притих, прислушиваясь к чему-то, пока еще прячущемуся во тьме.
Оно давно уже пряталось там. Оно бесшумно окружало форт, до звона натягивая нервы тревогой, не издавая ни скрипа, ни шороха, но ни на миг не давая забыть о себе. Сарн устал ночь за ночью вслушиваться в эту немую угрозу. Он давно уже забыл, что значит крепко спать. Он забыл о беззаботной болтовне за кружкой и прочих радостях воинской службы. Теперь главным в его жизни была тишина. Холодная, свернутая тугой пружиной тишина, изматывающая своим издевательским постоянством. В ней было обещание опасности, она дышала бедой, затаившейся в черных ветвях, скрывающейся под заснеженной сенью лесной тени, безымянной и не сводящей пустых, бессонных глаз с форта.
Сарн успел возненавидеть тишину. Возненавидеть блеск вычищенного клинка и безупречную серебряную гладь снега, выстилавшую поляну перед фортом. Чего не дал бы он сейчас за горячую кровь живого, настоящего врага на холодной стали, за осязаемые фигуры противников у стены!
Постоянное ощущение надвигающейся угрозы отравляло обитателей форта. Крестьяне, и прежде тосковавшие по мирной жизни и родным селам, все труднее переносили сгущавшееся напряжение. Среди крестьян хватало отважных людей, кто не трепетал перед стычкой с врагом, но затягивающееся ожидание нападения деморализует и более привычных к ратному делу людей. Селяне боялись за оставшуюся в Тон-Гарте родню, о которой давно не получали вестей, а все не обнаруживающий себя враг уже начал обрастать в воспаленном воображении людей надуманными демоническими чертами. Среди крестьян началось брожение. В форте часто вспыхивали ссоры и драки, любое неосторожное слово могло вызвать потасовку. Одни ирин-таурцы теперь жили в постоянном страхе и, терзаемые непреходящим предчувствием опасности, почти не могли есть, дурно спали и постепенно лишались сил и воли к обороне. Другие впадали в иную крайность и постоянно искали выхода давящей тревоге, затевая беспрестанные свары. Были и те, кто замыкался в ожидании грядущих событий, не позволяя себе потерять самообладание, и эта угрюмая стойкость вызывала у иных, более слабых, беспричинную ненависть.
Никогда прежде Сарну люди не были так гадки. Он чувствовал себя, словно пастух, пытающийся в грозу переправить стадо овец через бурный поток. Он не мог отвернуться ни на миг, ни на секунду не мог потерять бдительности – темные углы форта, словно ульи, вибрировали зарождающимся бунтом. Едва ли селяне знали бы, что делать и как себя защитить, если б десять эльфов не стояли неколебимым строем на страже их жизней, но усталость, страх и напряжение лишали ирин-таурцев здравого смысла, и в бессмысленном неповиновении эльфам находило выход скопившееся отчаяние.
… Сарн был не единственным, кто мучился бездействием, чувствуя спиной враждебные взгляды измученных людей. Все пять фортов переживали одну и ту же иссушающую неизвестность. Не лишь эльфы, но и люди явственно ощущали присутствие врага, но дни шли, а атак все не было, и у крестьян все быстрее сдавали внутренние резервы сил и решимости. Каждые два дня неизменные отряды выходили из фортов на охоту и рубку дров, и ни разу ни один подозрительный звук не всколыхнул лесного покоя. Но что-то было вокруг. Что-то, что выжидало, оттягивая момент нападения и наслаждаясь страхом взвинченных защитников фортов…
…Эру… Неужели и сегодня ночь закончится таким же тягостным рассветом, несущим опустошение и глухую злость?
Эльф потер замерзшие ладони и перехватил лук поудобней. Видят звезды, у него были и другие тревоги, помимо вздорных выходок людей и утомительных ночных бдений.