Коронованный наемник (СИ)

- Подумай, брат. Не государь – так владычица Галадриэль, не она – так Кэрдан-Старейший, кто-то да найдет на твой недуг управу. Дозволь, я посольство отправлю, на добрых конях споро доберутся!..

- Нет… – прервал Леголас, тоже поднявшись и отходя к неплотно закрытому окну, а Сарн заметил, как ссутулились плечи принца, – не могу я таким отцу показаться…

- Что за блажь, опомнись! – десятник снова сорвался на крик, – а королевство без наследника оставить можешь?

Но Леголас обернулся, сжимая челюсти, и Сарн увидел в янтарных глазах какое-то новое, жесткое выражение:

- Будет уж тебе яриться. Не пытай меня, брат. Просто поверь мне, я чувствую, что к отцу обращаться не след.

И с этими словами, эльф снова отвернулся к окну, за которым уже румянилась над лесом первая розовая полоса…

- Будь осторожен.

Принц смотрел, как Сарн затягивает ремни колчана. Десятнику пора было возвращаться в форт, а Леголас не мог отделаться от мысли, что сейчас снова останется наедине с собой и своим несчастьем. К Морготу… Он сегодня же вернется к поискам Йолафа. И наконец, дочитает шестую рукопись Эрвига. Два дня его терзал зов Хельги, и эльф не мог сосредоточиться на разбегающихся строчках.

Сарн поднял с пола сброшенный вчера плащ и брезгливо поморщился.

- Мокрый, хоть выжимай. И чего стоило поближе к очагу его обронить…

Принц усмехнулся:

- Брось, охота тебе в непогоду еще и в сыром плаще разъезжать? Возьми мой, не зябни.

- Спасибо, дружище, – Сарн не стал отказываться и охотно натянул черный, отделанный мехом леголасов плащ. Застегивая чеканную серебряную фибулу, не без лукавства заметил:

- Впервые в гербах разъезжаю, ты уж батюшке не сказывай, не по чину оно мне.

На прощание, крепко сжимая изуродованные болезнью пальцы друга, он ободряюще кивнул:

- Держись, брат. Не падай духом. Князю я скажу, особая у тебя рана, эльфийские снадобья потребны были, но теперь на поправку пойдешь. Негоже ему лишнее знать, со своими бедами совладать не силен.

…Утренний лес стоял продрогший и стеклянный от инея, солнце еще не взошло, и просека тонула в густой лиловой тени. У корявого ствола старой сосны прятался в зябкой полутьме бесформенный силуэт. Он и сам казался бы тенью, если б иногда осторожно не переступал с ноги на ногу, стараясь не потревожить волглого ковра опавшей хвои. Наблюдатель кого-то ждал…

Вот издали донесся гулкий лязг открывшихся ворот, и фигура у ствола подобралась, словно перед прыжком, но не двинулась с места. Вскоре лязг раздался вновь, возвещая, что ворота закрылись, а из эха вынырнул глухой и дробный топот резвых копыт – от Тон-Гарта несся всадник. Наблюдатель прижался к стволу, сливаясь с темной корой и глядя, как через скупо освещенную зимней зарей поляну мчится конь темной масти, несущий седока в черном плаще. Вот холодной искрой поймала утренний луч серебряная фибула, и наблюдатель нагнулся, поднимая что-то, прислоненное к коленям. Он знал этот плащ.

Конь стремительно пересек поляну и нырнул в тень просеки. Ближе, ближе… Наблюдатель вскинул руки, тускло блеснувшие кольчужными рукавами, и теперь было видно, что в них сжат легкий лук. Длинная стрела уверенно и твердо легла на тетиву. Всадник показался из-за косматой группки молодых деревьев, и стрелок плавно согнул упругое древко. Три шага… два… один… дзинннь!

В сени леса звонко разнесся звук, похожий на всхлип лопнувшей струны, всадник рефлекторно дернулся и упал с коня. Скакун всхрапнул, становясь на дыбы, и загарцевал у распростертого на тропе тела. Смявшийся капюшон по-прежнему прикрывал лицо упавшего всадника, из складок превосходного черного сукна торчало изящное древко стрелы, и полоса меха чернобурки влажно блестела у этого древка, словно выделанная с особенным, невиданным мастерством…

====== Глава 17. Не прощайте должников ======

Уже стало совсем светло, а Леголас все так же неподвижно сидел в кресле, рассеянно постукивая пальцами по обложке рукописи. Он уже дважды ее открывал. Успел даже приметить, что страницы ее гладки, а чернила почти не выцвели, словно, однажды написанная, рукопись ни разу более не открывалась и потому не подверглась разрушительному действию воздуха.

Но читать принцу не удавалось. Мысли разбредались с упорством лошадей, впервые согнанных в общий табун. День был на удивление безветренным, даже ставень, обычно мерно постукивающий в такт симфонии городских звуков, сегодня молчал, и это молчание отчего-то пробуждало в эльфе смутную, плохо объяснимую тревогу.