Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау

Наверное, я должен был задуматься. Чувак говорил, что он проклят, постоянно об этом твердил, и будь я истинным олдскульным доминиканцем, я бы (а) прислушался к этому идиоту, а затем (б) бежал от него без оглядки. Моя родня – сурэньос, южане, из провинции Асуа, и если мы, сурэньос из Асуа, в чем-нибудь разбираемся, так это в проклятьях долбаных. Нет, серьезно, вы когда-нибудь бывали в Асуа? Моя мама даже не дослушала бы разглагольствований Оскара до конца, сбежала бы мигом. Она четко знает, с фуку́ и гуангуа (индейской волшбой) шутки плохи, любые и всегда. Но я не был таким олдскульным, каким являюсь сейчас, я был реально тупым, воображая, что присматривать за человеком вроде Оскара не потребует геркулесовых усилий. В конце концов, я же был штангистом и каждый чертов день выжимал столько кило, сколько даже Оскар не весил.

Можете начинать смеяться.

Я нашел его ничуть не изменившимся. Необъятным – великан без Мальчика-с-пальчик – и потерянным. Он по-прежнему писал по десять, пятнадцать, двадцать страниц в день. И оставался одержимым фанатом НФ. Знаете, какое объявление он повесил на двери нашей комнаты? Назовись, друг, и входи. На гребаном эльфийском! (Только не спрашивайте, откуда мне знаком этот язык. Пожалуйста.) Увидев такую объяву, я сказал: де Леон, ты это серьезно? Эльфийский!

На самом деле, откашлялся он, синдаринский, язык Средиземья в третьем веке.

На самом деле, сказал Мелвин, это гей-эй-эй.

Хотя я обещал Лоле присмотреть за ее братом, первое время мы почти не общались. Что тут скажешь? Я ведь бы страшно занят. Как и любой студент, твердо нацеленный на радости жизни. У меня были работа, и спортзал, и мои друганы, и постоянная девушка, и, конечно, мои любвеобильные подружки.

Поначалу я видел Оскара в основном спящим – огромной тушей под одеялом. Допоздна он засиживался только ради ролевых игр или аниме, особенно ради «Акиры»; по-моему, в тот год он посмотрел этот фильм раз тысячу. Часто, возвращаясь ночью домой, я заставал его с включенным «Акирой». Опять смотришь эту фигню, гремел я. И Оскар отвечал, словно извиняясь за свое существование: сейчас кончится. У тебя всегда «сейчас кончится», мрачно бубнил я. Хотя ничего против этого кино я не имел, «Акира» мне и самому нравился, правда, не настолько, чтобы лишить меня сна. Я ложился на кровать в тот момент, когда Канэда кричал «Тэцуо!», а следующее, что я помню, – надо мной стоит Оскар и робко трогает меня за плечо: Джуниор, кино закончилось, и я вскакиваю: блин!

В целом пока мы уживались не так уж плохо. Несмотря на все свое фанатство, чувак оказался вполне терпимым соседом. Не оставлял мне идиотских записок, как кое-кто из придурков, с которыми я жил раньше, всегда вовремя платил за жилье, а если я возвращался, когда он играл в «Пещеры и драконы», то перебирался в коридор, не дожидаясь, чтобы его об этом попросили. «Акира»? С моим удовольствием. Но не пещеры и не драконы.

Конечно, я делал кое-какие движения навстречу. Раз в неделю мы вместе ужинали. Я брал его рукописи, пять готовых книг на тот период, и пытался их читать. Не в моем вкусе – Брось бластер, Артурус Гордый! – но даже я признавал его сильные стороны. Он мог управиться с диалогами, придумать яркие цепляющие детали, и сюжет у него не проваливался. Показал ему свои сочинения – сплошь ограбления, наркодилеры, и да пошел ты, козлина, и БАЦ! БАЦ! БАЦ! ПОЛУЧИ! На мой восьмистраничный рассказ он написал четыре страницы комментариев.

Пробовал ли я помочь ему разобраться с девушками? Делился ли нажитой кобелиной мудростью?