Ванина посмотрела на Соколова.
Тот пожал плечами. Обернулся к мужчине, сидящему рядом:
— Ты не в курсе?
— В курсе, — сказал мужчина. — Приезжал Руднев Олег Сергеевич. Проводил в цехах информацию.
— Врать не надо, — проговорил Макаров. — Не можете обеспечить людям покой и безопасность — встаньте и честно признайтесь... Если вы действительно советская власть.
Быстрым шагом Ванина вошла в кабинет Соколова. Виктор Яковлевич шел следом за ней.
Вера Игнатьевна швырнула на стол папку с бумагами. Резко отодвинула стул. Села.
— Дожили! — сказала она. — Докатились! Стыдно!
— Что с него возьмешь? — вздохнул Соколов. — У человека горе.
— У него горе? — крикнула Ванина. — А у нас с тобой — не горе? Нас это как, совершенно не касается?
Соколов ничего не ответил.
— Водохранилище, видишь ли, заводу понадобилось, — сказала Ванина, — производственная необходимость, видишь ли! А там — хоть трава не расти! Пускай люди по кипятку ходят. Временщики!
— Я тебя не понимаю, Вера Игнатьевна, — чуть растягивая слова, сказал Соколов. — Получается, ты меня, наш завод в несчастном случае обвиняешь?
Ванина промолчала.
— Нет, Вера Игнатьевна, — Соколов покачал головой, — это ты давай брось. Не надо... Я защищал интересы завода. Мое право, даже моя обязанность была настаивать на строительстве водохранилища. А вот город должен был думать, соображать, можно это или нельзя. И если нельзя, опасно, то мне следовало отказать. А как же иначе? Только так. Чего же вы с Постниковым такими покладистыми вдруг оказались, моим уговорам так легко поддались?
Ванина молчала.
— Давай, Вера Игнатьевна, раз и навсегда договоримся, — сказал Соколов. — Я отвечаю за свой завод, а ты за наш город. А на заводе у меня все в порядке — он показал рукой на простершуюся за окном заводскую территорию. — На заводе у меня люди не гибнут... Живы-здоровы, слава аллаху... Ишь мальчика для битья решила найти, — усмехнулся он. — Просчитаешься, мать...
Ванина молчала.
— Ну ладно, — сказал Соколов. — Погорячились, и будет... Не чужие... Хочу дать тебе один дельный совет... Этого горлопана Руднева ты бы все-таки прибрала к рукам. Ишь разъезжает по предприятиям, раскрывает людям глаза... Он тебе такого джинна выпустит из бутылки, никакими силами обратно не загонишь...
Сын Веры Игнатьевны Андрей, пристроившись тахте, разбирал шахматную партию.
Сделал несколько ходов. Подумал. Вернул фигуры в прежнюю позицию.
В передней хлопнула дверь.
Андрей вскочил, выбежал в переднюю.
Вера Игнатьевна искала под вешалкой свои домашние туфли.
Андрей наклонился, подал ей их.
— Спасибо, — сказала Ванина.
Они прошли в столовую.
— Ты рано сегодня, — сказал он. — Больше не уедешь?
— Не уеду, — проговорила она.
Вера Игнатьевна опустилась на стул. Задумалась.
— Мамочка, — глядя на нее, сказал Андрей, — на тебе же лица нет. Я не могу этого видеть. В исполком придут еще десятки новых зампредов, а мать у меня одна. Другой нет и уже не будет.
Она подняла на него взгляд. Сказала:
— Спасибо, сын. — И вдруг заметила: — Знаешь, о чем я иногда думаю? Тебе бы девочкой надо было родиться.
— Почему? — он опешил.
— Так. Из тебя бы вышла идеальная жена. Жена-домоседка.
Он засмеялся.
— По-моему, мне это не грозит.
— Тогда женись, — посоветовала она.
— Зачем?
— Я не смогла, так, может, жена из тебя мужчину сделает.
— Мама, — спросил он, — ты хочешь, чтобы я все видел и молчал?
— Нет, — сказала она. — Молчать не надо. Зачем? Но я не хочу, чтобы ты раньше времени оплакивал мою тяжелую жизнь. Другой жизни у меня тоже нет и, наверное, уже не будет. Я сама выбирала свой крест, и самой мне его нести.
Он ничего ей не ответил.
Вера Игнатьевна встала, подошла к телефону, решительно набрала номер.
— Алла Борисовна? Ванина, здравствуй. Мне надо срочно тебя видеть. Да. Через час в исполкоме. Приезжай.
Рудневы завтракали.
— Когда произошел несчастный случай и погиб человек, Постникова в городе не было, — сказала Алла Борисовна. — Ты один всем распоряжался...
Руднев намазал хлеб маслом. Сверху положил ломтик сыра.
— У нас есть молоко? — спросил он.
— И этот Антипов находился под твоим началом, — сказала Алла Борисовна. — Имей мужество признать.
— А сливки? — спросил он.
Она посмотрела на него.
— Не устраивают завтраки — поищи где получше.
— Вполне устраивают, — сказал Руднев. — Но кофе я люблю с молоком. Или со сливками... И И пожалуйста, передай своей Ваниной, что — признают меня виновным или нет — второго Евстигнеева они уже не получат. Так, пожалуйста, и передай.
Алла Борисовна покачала головой.
— Это донкихотство, Олег, — сказала она.
— Возможно. Но другого способа переложить теплотрассы в городе я не вижу. Кричать надо! Домолчались, хватит.
Алла Борисовна откинулась на спинку стула.
— Объясни, пожалуйста, — попросила она, — что плохого сделал тебе Георгий Андреевич Постников?
— Абсолютно ничего. Только хорошее.
— Зачем же пытаешься сломать ему жизнь? Губишь человека?
Руднев не ответил.
— Донкихотство за чужой счет, Олег, довольно опасная вещь, — сказала Алла Борисовна. — С благородного копья иной раз капает кровь ни в чем не повинных людей.