Короткие смешные рассказы о жизни 3

Бабушка всегда вставала очень рано. Они с Ниной делали в саду зарядку, готовили завтрак и поднимали меня на пляж. В этот день на море все было как обычно: я плескался у берега и все время кричал из воды, чтобы то Нинок, то бабуля смотрели, как я хорошо ныряю. А они тем временем сидели под зонтиком рядом со спящим Кнопиком и вязали крючком плед. Они вязали его вместе, с двух сторон одновременно. Кстати, этот плед стремительно рос на глазах, и мне приходилось каждый раз таскать его на пляж и с пляжа домой в огромном пакете.

В общем, все было спокойно, без происшествий, я уже вылез из воды и, весь фиолетовый от холода, стучал зубами, греясь под полотенцем и прижавшись к пушистому Кнопику.

И тут к нам подошел молодой мужчина в широкополой шляпе. Он вежливо поклонился бабушкам, представился художником Аркадием Лютиковым и предложил их нарисовать.

– Ой, ну что вы! – засмущалась Нинок. – Вы лучше кого помоложе найдите. Нас-то чего рисовать? Да и денег у нас нет, и тем более мы уже уходим.

– Да нет же! – не отступал незнакомец. – Я готовлюсь к выставке. Мне как раз и нужны шикарные женщины с выдержкой. Я нарисую вас бесплатно. Работу подарю вам, а себе сниму копию и потом воспроизведу ее.

По бабулиным глазам я понял, что предложение ей показалось заманчивым, но она сомневалась. А Нинок и не сомневалась вовсе, она поправила волосы под шляпой и сказала:

– Ну что ж, рисуйте!

– Ой, как хорошо, что вы согласились! – радостно воскликнул художник. – Но я боюсь, что долго придется работать, и вы сгорите на солнце. Я приглашаю вас прийти в мою мастерскую.

– Нет, давайте лучше вы к нам! – заключила бабуля и назвал адрес.

После обеда у нас в саду образовалась целая инсталляция. За празднично накрытым столом восседали две разнаряженные в бусы и помады бабули. Они изображали то ли цариц, то ли барынь – в общем, точно каких-то титулованных важных особ.

Художник сидел напротив и делал аккуратные мазки на мольберте, то и дело посматривая на застывших в позе и вспотевших от напряжения бабуль.

Я тем временем пользовался моментом беспризорничества и ковырялся без спросу в бабушкином телефоне.

Нинок все время спрашивала:

– У меня выгодный ракурс?

– Да, все хорошо, – отвечал художник, – но можно подбородочек чуть-чуть повыше.

И она старалась, вытягивала шею, как гусь.

– Попить можно? – спрашивала бабуля.

– Лучше не нужно, потеряете ракурс, и получится уже не то. Пожалуйста, потерпите немножечко ради искусства.

И бабуленька терпела ради искусства. Очень терпела. Так они просидели с Ниной часа три, обливаясь потом.

– Может, все же можно хоть немного передохнуть? Я уже не чувствую ни ног, ни рук.

– Это даже хорошо, значит, они не будут болеть. Уже немножечко осталось. Очень красиво! Да так похоже получается! Это будет одна из лучших моих работ. Возможно, даже самая выразительная картина на выставке.

На лицах бабуль промелькнула тень улыбки, и у них появились силы, чтобы просидеть, не двигаясь, еще часа два. Женщины есть женщины!

– Все! Больше не могу! – сказала бабушка и решительно встала. Она налила себе стакан воды, выпила его залпом, вытерла платочком лоб, подошла к мольберту и широко раскрыла глаза.

– Это что еще такое? – спросила она в возмущении, указывая на холст.

Нинок почуяла неладное и тоже ринулась к картине.

– Это вы! – не моргнув глазом, абсолютно спокойно ответил молодой человек, кивая на свою работу.

– А это? – спросила Нинок, тоже тыча пальцем в холст.

– Это, стало быть, вы. Видите ваш румянец?

– Я тебе сейчас покажу румянец! – угрожающе сказала Нинок. – Сейчас такой румянец покажу… – приговаривала она, целясь в бедного художника веником.

Я наблюдал за происходящим, ничего не понимая. Вернее, я понимал, что дело в картине, но подойти к ней не было никакой возможности, потому что вокруг разворачивались боевые действия. Нинок запульнула в художника веником, он ловко поймал его и кинулся к забору. Бабуля ринулась на перехват.

Бабушкин телефон запиликал. Это звонили мои родители. Они спросили, как у нас дела и чем мы занимаемся. Я абсолютно честно ответил, что у нас все хорошо, что сейчас бабушка пытается догнать дядю, в которого Нина Павловна кинула веником. Родители очень удивились и попросили, чтобы бабушка перезвонила, как только освободится.

В этот момент окно второго этажа соседского дома открылось, и оттуда послышался громкий смех. А потом появился сам Глеб Борисович. Он высунул голову в окно и закричал художнику, словно тот был его хорошим знакомым:

– Аркаша, перескакивай через забор, а то эти две натурщицы еще прибьют тебя!

– Ах вот оно что! – кричала на бегу бабушка. – Так это сообщник Бабочкина! А мы-то уши развесили, позируем, стараемся!

Тем временем я подошел к мольберту и увидел рисунок. Эти был обычный натюрморт уровня второклассника. Я бы точно нарисовал лучше. На белоснежном блюде красовались две кривоватые груши. Одна из них – поменьше – видимо, обозначала мою бабушку, а вторую – с розовым бочком и покрупнее – вероятно, рисовали с Нины Павловны.