– В любом случае я благодарна, что ты приехал. Прошу прощения за всю эту суматоху, – Калиста махнула рукой в сторону площадки, на которой веселились гости. – Уверена, проще было бы выбрать для встречи какой-нибудь другой день. Но Джордж считает, что мы должны действовать как можно скорее. А мне хотелось поговорить прежде, чем все закрутится.
– Но праздник-то все-таки удался, – заметил Гибсон.
– Да, и какой замечательный выдался день! Я так жалею, что сегодня запретили полеты…
– Полеты?
– Ну, да. У военных моряков есть пилотажная группа на реактивных самолетах, они выделывают в воздухе просто восхитительные трюки.
– «Голубые ангелы»?
– Точно, – кивнула Калиста.
Гибсона потрясла мысль о том, что эта женщина могла с легкостью заказать «Голубых ангелов» для того, чтобы отметить день рождения восьмилетней девочки.
– Но, конечно, мне забавно все это наблюдать. А вы, мистер Вон, любите веселиться?
– Не всегда.
Что-то в этой женщине заставило его положить конец этой игре. В ее присутствии Гибсон ощущал какую-то робость, чувство, которое ему вовсе не нравилось. Как-то при встрече он предложил заткнуться одному трезхзвездному генералу[13]
, но с этой женщиной Вон чувствовал себя Оливером Твистом, опрокинувшим чашку с чаем.– Будем надеяться, это пройдет, – улыбнулась она.
– Почему меня сюда пригласили? – напрямик спросил Гибсон.
– Ну-ну, не будь букой. Важно относиться к другим с чувством юмора.
– И к вам?
– С юмором относиться ко мне? Ну, конечно! В конце концов, жизненно важно быть именно тем, кто шутит и веселит, – мисс Доплэз подмигнула. – Это все меняет.
– Что ж, запомню.
– Вот-вот. Моя семья, например, утратила способность смеяться несколько поколений назад. Как только вы достигаете определенного уровня известности, как тут же возникает тенденция смотреть на вашу семью с нездоровой долей благоговения. Все успокаивают себя верой в то, что ее успех – не результат удачи и упорной работы, а простое следствие врожденного превосходства.
Мисс Доплэз склонилась к Гибсону, словно собираясь сообщить ему нечто конфиденциальное.
– Божья воля. Хорошие гены. Голубая кровь. Всякое такое. Нелепо, конечно, но это происходит настолько часто, что просто нет сил. И всегда заканчивается одинаково. Каждое следующее поколение становится более высокомерным, чем предыдущее. Более ленивым. Более заинтересованным в том, чтобы покататься на лыжах на каком-нибудь фешенебельном курорте, а не в том, чтобы увеличить семейное благополучие. Высокое положение ведет к лености, а это, в свою очередь, приводит к упадку. Но, конечно, если денег достаточно, то можно десятилетиями не замечать, что ваше фамильное древо покрывается пылью. А потом, ты просыпаешься однажды – и обнаруживаешь, что последний член твоего семейства, который делал хоть что-то стоящее, умер еще до Кеннеди. Знаешь, чем занимается мой сын?
Гибсон отрицательно покачал головой.
– Ничем. Он живет в своей квартире в Форт-Лодердейле с какой-то женщиной и играет в гольф. – Она в ужасе закатила глаза, чтобы дать почувствовать собеседнику всю тяжесть ситуации; когда же тот не проявил этого понимания, медленно продолжила: – Форт-Лодердейл, мистер Вон! Мой двоюродный дед помог Вильсону[14]
заключить Версальский мирный договор, а амбиции моего сына сводятся к заурядному прожиганию жизни в болотах Флориды! Уму непостижимо!– Не любите этот штат?
– Какой, Флориду? Нет. Совершенно очевидно, было бы лучше, если б кондиционеры никогда не изобрели.
– А если отнестись ко всему с юмором?
– Вот чувство юмора-то мне и помогает, – Калиста улыбнулась и провела пальцем по краешку своего пустого бокала; тут же появился официант и наполнил его. – Кстати, – продолжила она, – я должна тебя поблагодарить.
– В каком смысле?
– Эти дела с Бенджамином, из-за которых ты оказался в таком… затруднительном положении.
– Что-то не улавливаю…
– Послушай, как ты думаешь, чьи деньги там присвоили? Бенджамина? Ой, я тебя умоляю! Этот человек ничего не имел, пока его не нашла я. Своей неосмотрительностью ты помог мне понять, что я ставила не на ту лошадь.
– И все-таки не понимаю… Вы имеете в виду моего отца?
– Нет, он был милым человеком, но оказался всего лишь жокеем. Если позволишь мне такое сравнение.
– Ломбард?
– Именно. Он был чрезвычайно энергичным мелким воришкой. Ты опрокинул тележку с гнилыми яблоками.
– Но мой отец…
Калиста с жалостью посмотрела на Гибсона.
– Ты поверил их версии? Что деньги украл твой отец? О боже! Нет. Твой отец просто смирился. В этом они похожи с Джорджем. Дюк Вон оказался простым козлом отпущения. У мертвых нет никаких прав, и они редко могут встать, чтобы защитить себя. Примерно так мне говорят мои адвокаты. И ты все эти годы жил с уверенностью, что твой отец – вор?
У Гибсона закружилась голова, глаза застлало пеленой; в ушах зазвенело так, что этот звон заглушил праздничный шум. Он с трудом подавил острое желание заткнуть уши. И все-таки вместо этого с силой сцепил пальцы, словно собираясь вознести к небесам гневную молитву, и посмотрел в глаза Калисте.
– Почему вы ничего не сделали? – спросил он после долгой паузы.