Коровы

— Вопрос, Елена, как и всегда у тебя, опережает познание вами Божественной плоскости, только теперь ты забегаешь вперед на следующие круги, тогда как прежде ты обгоняла очередные столбы… Суть вопроса о допустимости усовершенствования взгляда на порядок вещей чрезвычайно сложна, и растолковывать ее вам, неразвитым и мало знающим телкам, я не могу, но без внимания оставить твою телячью пытливость тоже нельзя, и поэтому я ограничусь объяснением подхода к вопросу, который ты задала, чтобы вы правильно поняли, чем и какая скотина способна загружать свою голову, не отдавая при этом мысли свои избранным сущностям, таким, как ваша согуртница Анна. Настоящее созерцание, Елена, это не та созерцательность, которой занимается каждый рогатый скот, да и не рогатый тоже. Два понятия эти мычанием выражаются очень разно, но, поскольку Ида и Катерина ушли, наверно, в тот самый коровник, чтобы бесконечно болтать, а может быть, и в воловню — Ида тряхнуть стариной, а Катерина в очередной раз разочароваться в быках, — мне придется самому объяснить вам разницу между этими проекционными звуками. Настоящее созерцание, Елена, представляет собой исключительно тяжкий труд, способный свести с ума почти любую скотину, взявшуюся за этот труд, и совершается только на голодный желудок и в не располагающих как раз к созерцательности условиях. Ты, Елена, идущая впереди в прошлом, и поглощена именно созерцанием, но это касается только тебя, коровы же в целом в этом смысле защищены — слава Создателю и Намерению! — Божественным скудоумием, которое здесь ценится выше других качеств коровы, поскольку ограждает ваш род, обремененный массой забот и обязанностей, от ненужных, вегетативных движений скотского разума. Да и говоря о быках, стоит заметить, что они хоть и не столь защищены Божественным скудоумием, поскольку каждая из этих сущностей — сама себе мыслящая голова, старающаяся не походить на других, но все же в основной массе своей защищены упрямостью, переходящей в тупость, которая и превращается в эту самую сытую созерцательность, то есть, спокойно поедая траву и перерабатывая ее в бесценный навоз, быки размышляют лишь о внешнем порядке вещей, не углубляясь в себя и в смысл этого установленного порядка. Но существуют быки-мыслители, о которых я говорил на тридцать четвертом столбе, — упрямость их не порождает тупость и созерцательность и лишь способствует настоящему созерцанию, направленному внутрь своего разума. Это быки-философы, иная скотина называет их сказочниками, их наперечет, и великий Хозяин разрешил следовать им не по обычным, общим дорогам, а позволил протаптывать свои, новые, затейливые тропинки, как бы отображающие ход их сложных, непостижимых даже для нас, Пастухов, глубоких мыслей, и, разумеется, позволил двигаться по великим кругам умозрительно. Отображения этих быков-трудяг в потусторонней иллюзии увлекают разными направлениями своего оригинального мышления ту часть проекций, которая, независимо от принадлежности к тому или иному скоплению менталитета, постоянно ищет внутреннюю опору для осмысления всего того, чем сама себя окружила, и, как это ни покажется странным, выбрав эту опору, исходящую изначально от сущностного быка, начинает уничтожать вокруг, причем очень яростно, все остальные возможные направления мышления — что в общем-то приводит к уничтожению проекциями своих же собратьев, мыслящих по-другому, — но это уже относится к влиянию на несуществующий мир недосягаемых сфер, к воле Создателя и желанию Намерения… На плоскости подобное невозможно, но все же, во избежание конфликтов, поскольку скотина иногда заражается реальным, но нежелательным мышлением, Хозяин попросту отдалил от стада этих мудрых быков: обустроил специальную узкоколейку, как выразился бы мой друг, пастух Николай, в стороне от больших путей и заканчивающуюся тупиком, и как только появляется бычья сущность, расположенная к настоящему созерцанию, так тут же дрезинным способом, как опять же выразился бы пастух Николай, малой скоростью, с помощью рабочих ослов сущность эту, обычно упрямую, тянут на это ложное ответвление и там оставляют. Бык обычно уперт, а бык, склонный к настоящему созерцанию, дважды и даже трижды уперт, и поэтому, обнаружив тупик, бык никоим образом не поворачивает назад, где есть очевидный выход, но ищет выхода впереди и начинает вытаптывать ответвление в виде узкой, витиеватой тропинки, причем топчет сначала тропинку, проложенную еще до него, уже находящимся здесь быком, и уже от этой тропинки делает новое ответвление, и все это непостижимым образом согласуется с движением мыслей быка, которые для основной массы скотины совершенно безвредны и бесполезны, поскольку слишком заумны, и, чтобы понять их, требуется особый настрой, так что лишь редкие особи, в основном художники с той самой Большой дороги, приходят к месту обитания этих быков и по рисунку тропинок расшифровывают мысли этих молчаливых созданий, преобразуя разгаданное в доступные для восприятия потусторонних теней разнообразные формы искусства. Таким образом, быки эти уже вытоптали на удаленной части поверхности нечто, геометрически похожее на плоское дерево, ствол которого и есть эта узкоколейка, проложенная Хозяином, а ветви — расходящиеся тропинки и еще тропинки, расходящиеся от тропинок. Кстати, место это расположено за долиной, на порядочном расстоянии от вашего шестьдесят седьмого столба, но если вдруг кто-то из вас отобьется от стада и забредет в эту область — увидит как бы неподвижно стоящих на фоне свода быков, ни в коем случае не приближайтесь к ним и быстро поворачивайте назад: в пространстве узкоколейки нет двойников вашего прошлого и будущего, и вы рискуете заблудиться, к тому же быки-философы не любят скользящих копытами по поверхности и могут так зареветь, что от испуга вы убежите, сами не зная куда, после чего нам, Пастухам, придется отыскивать вас как каких-то заблудших овец!