Коровы

— Ну, — ответил Пастух, — если вы увидите слишком уж ярко-розовую корову или голубого быка, да и вообще любую другую скотину неестественной, радужной, не характерной, не скотской окраски, то это и будут те особи высших кругов, которые, побывав в проекционном нигде и поддавшись там искушениям своего иллюзорного «Му», возвращаются в Божественную реальность сущностями, поменявшими в мыслях своих ориентацию изначального рода, плотью своей, правда, если не учитывать нереального цвета, никак не меняя свой вид, поскольку после первого круга подобное изменение уже невозможно. Мы, Пастухи, относим это к не врожденным чудачествам Божественных особей, и опасаться тут нечего — в каждой из вас, как уже говорил, есть собственный направляющий смысл, заложенный в вас великим законом и им же и охраняемый, и любая овца, если захочет, может нырнуть в никуда, поменять там направленность мыслей и вернуться хоть разноцветным бараном — если смысл ее скотского направления таков…

— Да, но эти противные голубые быки, — сказал, завязывая разговор, один из голубых, красивейших жеребцов, — портят все направление, отказываясь от оно и называя себя она, да еще вешая на себя коровьи финтифлюшки и опошляя тем самым естественную и благородную парнокопытную стать.

— Коровы эти, мысленно изменившие сущность, тоже не лучше, — пожаловалась изящная, как куколка, пони. — Порозовевшие до того, что розовость у них переходит в какую-то красноту, они упорно не признают оно и заменяют его на он, а у самих — вымя и никакой бычьей стати, одна разляпистость, а в обращении с другими — сплошная скотская грубость, и нежность нашего обаятельнейшего Оно — как правильно выразился ваш мудрейший Пастух, с которым вам несказанно повезло, — им никогда не понять.

— А как же бык Огонек — красивейшая корова из всего нашего стада, которая движется в карнавальной процессии? — вспомнила Антонина-гадалка. — Ведь он тоже украшен, и это только подчеркивает его стать. И как вы считаете, бык этот — он, она или оно?

— Бык Огонек — вне обсуждения, — сказал один из голубых жеребцов, — это — звезда, сияющая на плоскости, и мы лично причисляем его даже к двойному Оно, поскольку, не поменяв парнокопытность на непарнокопытность, он тем не менее стал производной нашего, третьего рода, возвысившись в этом роде без капли влияния на его сущность потустороннего искаженного, то есть утвердил себя в реальности сам, не уходя при этом в потустороннее никуда. Поэтому Огонек — не ошибка, а беспримерное доказательство возможности существования в стаде третьего рода, не связанного с иллюзией. Для наших же многочисленных двойников — как близкого, так и далекого будущего, — следующих за нами, Великий бык Огонек всегда будет примером того, как сущность может установить себя в Божественном стаде конкретной реальностью еще до того, как в отношении этого будет подан какой-то знак из недосягаемых, непостижимых для нашего разума сфер.

Тут телки, пони и жеребцы смешались, перезнакомились как могли и стали вместе щипать траву, обмениваясь попутно своими соображениями по поводу существования в стаде особей третьего рода. Пастух между тем присел на поверхность и, делая вид, что роется в своей сумке, на самом-то деле внимательно наблюдал за этим общением.

— А не жалеете вы, — спрашивала Мария-Елизавета, — что поменяли свой вид? Корова в стаде все-таки как-то престижнее…

— Да мы, — отвечала куколка-пони, — надо сказать, как-то и не страдаем от этого, напротив, будучи телкой, я, помню, выслушивала от своего Пастуха какие-то нравоучения, он вечно готовил нас, телок, шедших в его гурте, к коровьим обязанностям, к молочным удоям и производству навоза. Превратившись же в пони, я совершенно не думаю о каких-то обязанностях, живу без мыслей о коровьей ответственности за будущее потомство, к тому же Хозяин не определил нам круги, мы можем даже не выходить за пределы этой прекрасной долины и в общем-то существуем как избранные коровы, в идиллии и полном достатке, при этом скотина не забивает нам головы своими глупыми мыслями — как делает это по отношению к избранным сущностям.

— А я, — сказал красивейший жеребец, — очень доволен тем, что поменял свой вид. Быть жеребцом престижнее, чем каким-то насупившимся бычком, которого мало кто замечает, к тому же весь род нашего нового вида освобожден от этих бесконечных восьмерок, которые выписывают по плоскости обыкновенные кони и лошади, переходя с круга на круг…

— Но ты повзрослеешь, — разумно предположила Елена, — станешь конем и, как-никак, включишься в эти восьмерки…

— Мы все тут, — сообщила одна из розовых пони, — освобождены также и от взросления…

— К тому же, — добавил голубой жеребец, — нас не отправишь в места, где исправляют скотину: Оно не вписано в законы существования, и все ошибки наши списываются на месте.

— Ныряйте к нам! Не пожалеете! — сделала предложение пони.

— Действительно, присоединяйтесь, парнокопытность не так уж и хороша! — добавил голубой жеребец.

— А что, — сказала Дуреха, — я бы не против… Тут есть свои преимущества…