Коровы

Мерцающее красноватое отображение звездной великой Матери полностью установилось в зените, и все телки почувствовали исходящую сверху силу, которая порождала не коровье, но сущностное ощущение себя в огромном пространстве, не ограниченном сводом и пределом коровьего видения.

Из темноты выплыла довольная и уставшая после дойки мудрая Ида и сразу же улеглась на поверхность и закрыла глаза. Пастух занял место под деревом, привалившись к стволу. Телки наблюдали за сводом, не удивляясь теперь близости звезд и не пытаясь лизать их, как в первую тьму, но каждая телка пыталась найти ту единственную звезду, с которой, по словам Пастуха, имела взаимосвязанное влияние.

— Тут можно только гадать, — подсказал коровам Пастух, как будто читая их мысли. — И даже мы, Пастухи, не способны вычислить эту пару: сущность-звезда, хотя, как ни странно, звездочеты потустороннего мира, умея разделять огромное количество звезд, рожденное проекционным воображением, на светила неба и свода, довольно точно устанавливают влияние конкретной звезды на сущность проекции, не определяя, правда, обратной зависимости. Ваша согуртница Антонина, которая так любит смотреть на звезды и делать по этому поводу разные выводы, я думаю, превратившись в корову, научится определять этот обратный эффект, имея возможность наблюдать с поверхности истинный свод, не усложненный воображением потустороннего мира. Тогда и спрашивайте про свои звезды у Антонины!

Телки после этого объяснения оторвались от свода и разлеглись тут и там вокруг Пастуха, пристраивая свои тела на поверхности так, чтобы, открыв глаза, в случае чего сразу видеть звездную Мать, отображение которой вселяло в них уверенность и спокойствие.

— Как интересно! — сказала Роза. — Интереснее, чем было… Елена права: чем дальше — тем больше оттенков существенного, про которое так и хочется задавать вопросы, хотя я и не такая пытливая, как Джума… — И прибавила: — Украшенная за свою пытливость черной мушкой на лбу… Но, к сожалению, Пастух будет спать, да и Ида, кажется, спит от усталости после дойки, и вопросы некому задавать…

— Если вопросы твои, — отозвался Пастух, — будут не бестолковы и будут интересны другим, то я закурю большую козу — дым не даст мне уснуть, поскольку разбавляет мой телесный эфир, — и отвечу на них.

— Мне, Пастух, очень и очень хочется знать, — призналась пегая Роза, — что это за корова, которую так преданно, не по-скотски любит вол по имени Ян, который привязан к столбу и совершает по плоскости мысленные круги?

— Да, Пастух, интересно! — отозвались сразу несколько телок и даже поподнимали с поверхности головы.

— Корову эту зовут Хея, — ответил Пастух, пока не закуривая козу, — и я могу описать ее вам, поскольку вы, возможно, и не увидите ее никогда, но знать вы о ней должны.

— А разве мы не увидим ее встречи с волом на наших последних столбах? — разочарованно спросила Ириска.

— Тут все зависит от одной, не характерной для плоскости, вещи: от снега, который, как предполагаем мы, Пастухи, случается по воле Создателя и желанию Намерения, поскольку Хозяин, как он много раз утверждал, не имеет к этому отношения и сам удивляется, откуда берется на плоскости, причем в единственном месте, этот снег… Так что падает снег — Ян и Хея встречаются; нет снега — встречи не будет. Любая корова может пройти бесконечно много кругов, но так и не увидеть этой умилительной встречи, которая невозможна без падания снега…

— О, я это видела, и не раз! — отозвалась неожиданно Ида. — Я всегда завидовала тому, что происходит на этом столбе…

— Хея, будущие коровы, — продолжил Пастух, — эта такая маленькая, как будто игрушечная коровка, размером чуть ли не с одну из вас; правда, у нее хорошо развитые рога и есть вымя, хотя толку от этого вымени нет, поскольку Хея не рожала телят и не дает молока, но она не носит бубенчика для привлечения быков, поскольку не способна вступать с ними в скотскую связь, — у нее не бывает периодов тяги к быкам, и она абсолютно к ним равнодушна. Эта красивая, складная сущность серого цвета с голубоватым оттенком не имеет проекций в потусторонней иллюзии, но, как сущность, присутствует в каждой вашей проекции, являясь — возможно, и всего лишь возможно! — частичкой того относительного для нас здесь понятия, которое мертворожденные призраки именуют душой. Хею и любит Ян, а она любит его, испытывая одновременно со своим любимым волом постоянное ощущение неразделенного нечто, которое не имеет ни малейшего отношения к настоящей, полноценной, реальной скотской любви.

Наступила длинная пауза, в течение которой телки пытались осмыслить услышанное и сделать какие-то выводы для себя, и наконец Мария-Елизавета сказала:

— Я думаю, Ян и Хея любят друг друга душами, хотя мне так ни разу и не довелось дойти до того столба, где падает снег, и увидеть их встречу.