Корпорация цветов

Я понимаю, это звучит несколько абсурдно, но мы действительно жили в разных реальностях. Я говорю "жили", потому что к тому моменту, когда пути наши пересеклись, мы каким-то образом оказались в одном и том же месте. Но то, что было совершенно нормально и закономерно для меня, порой приводило Алексея в недоумение. Так например, я никак не мог ему объяснить, почему моя дочь учиться в одном классе с мальчиками. Саркович никак не мог взять в толк, что совместное обучение практикуется уже много лет в нашей стране. И в то же время я был уверен, что Алексей жил много лет в Петербурге, я знал его домашний адрес и часто наведывался к нему в гости. У моего товарища была огромная библиотека, вот только книги в ней были удивительными и многие произведения известных авторов были мне совершенно незнакомы. Саркович показывал мне фильмы, которые я видел не по одному разу, но в них играли другие актёры, и порой сюжет развивался совершенно по другому. На первых порах всё это приводило меня в изумление, а потом я как-то очень быстро понял и принял тот факт, что мы жили в разных реальностях. Я часто ломаю себе голову, пытаясь осмыслить, как я, рациональный и простой как пряник человек мог настолько быстро поверить в собственную абсурдную теорию. Недавно я стал приходить к выводу, что когда информация пугает своей нелогичностью, я готов принять на веру любую чушь, которая объяснит непонятное. Кроме того, для нас прошлое существует только пока мы его помним. А для меня сейчас прошлое существует только в печатном виде на экране монитора. Я записываю своё прошлое, но иногда я больше чем уверен в том, что я его создаю. Потому что я уже не вполне уверен в собственном существовании. Печатному тексту я почему-то доверяю больше. Но вернёмся к Алексею Сарковичу, моему новому приятелю.

Как-то зимой мы с Сарковичем шли по заснеженному Заневскому проспекту. Было довольно холодно, уши у меня горели огнём даже в шапке. А Алексею всё было нипочем, он шел в пальто нараспашку и мял в руках длинный сиреневый шарф. Я попенял ему на неподлежащий вид и заметил, что он непременно простудиться. Но Саркович только посмеялся и заявил, что я отношусь к нему как к своему сыну. Что ж, в этом была своя правда. Порой безалаберный и весёлый Алексей вызывал у меня определённо отеческие чувства.

Шли мы с ним в магазин на Малоохтинском проспекте. Месяц тому назад я заказал там необходимые мне автомобильные запчасти и вот сегодня, наконец, их обещали подвести. Саркович любезно согласился составить мне компанию, а вечером мы с ним собирались зайти к нам, чтобы морально поддержать мою бедную девочку. Настя, единственная из класса, умудрилась заболеть корью, и неделю лежала дома пластом, тихая, подавленная и несчастная. Я оставил дела заместителю и сидел дома как привязанный, целыми днями читая Насте вслух. Сегодня с ней сидела сестра и я смог вырваться на пару часов. Но когда мы уже переходили мост Александра Невского, мне позвонила сестра и умоляла придти как можно скорее. В её квартире прорвало трубу и она убегала решать дела с аварийными службами и соседями. По собственному опыту я знал, каково это бывает и сказал сестре, чтобы она поскорее шла домой. А это значило, что Настя осталась дома одна и нам с Алексеем надо поспешить. Я часто оставлял Настю дома совершенно одну и почти не переживал по этому поводу, моя девочка всегда была самостоятельной. Но сейчас был совершенно другой случай. Больной ребёнок всегда остаётся ребёнком, каким бы разумным, взрослыми самостоятельным он не был. Сначала я хотел сразу возвращаться домой, но потом понял, что лишние десять минут погоды не сделают и решил всё-таки дойти до магазина, благо было недалеко.

У меня не было перчаток, и руки озябли до невозможности. В особенности страдала рука, в которой я держал телефон. Я обматывал руки шарфом и прятал в карманы, но толку от этого было мало, потому что пронизывающий холод проникал и под куртку. В кармане у меня помимо крошек и практически заледеневших ключей от квартиры лежали три бенгальских свечи, оставшиеся после празднования нового года. Я принёс их с работы и давно хотел запалить на радость Насте, но почему-то стоило мне снять куртку, как это совершенно вылетало у меня из головы. А сейчас я сжимал тоненькие проволочки застывшими пальцами, и отчего-то мне казалось, что отпусти я их — и холод окончательно меня погубит. Я не хотел показывать Сарковичу, насколько я замёрз, но состояние моё было сродни предобморочному, когда ты хватаешься взглядом за любую точку, надеясь, что именно она удержит тебя в сознании. Иногда это помогает. Иногда нет.