— Просто потому что можешь сюда попасть! — звонко крикнул Алексей, выставив руки перед собой. — Просто потому, что умеешь! Точно также, как изучив испанский язык, ты больше не будешь слышать вместо осмысленных фраз мелодичную неразбериху! Ты можешь сколько угодно противиться, но и помимо своей воли ты будешь слышать не набор красивых звуков, а речь! Однажды ты уже попал сюда. Ты мог сотни раз проходить мимо чутких мест, но если ты узнал дорогу сюда, ты будешь ходить по ней ещё много-много раз.
Я сделал глубокий вдох и на мгновение закрыл глаза. Мне нужно было собраться с мыслями и немного успокоиться. Я понимал, что от моего гнева и возможной паники толку не будет никакого, а поэтому всё, что я могу сделать полезного — это придти в себя. Пока я размышлял над сказанным Алексеем, в голове почему-то прокручивался рекламный ролик массажера для ног. Я несколько раз видел его по телевизору и потом долго не мог избавиться от назойливого голоска девушки, предлагающей купить массажер. Её голос часами звенел у меня в ушах и я ничего не мог с этим поделать. "Я работаю на ногах по двенадцать часов, но совсем не чувствую усталости. С новым массажером для ног я поняла, что…". Иногда я готов был разбить телевизор, иногда — окунуться с головой в ледяную ванну. Когда-то я был уверен, что нет ничего хуже дурацкой песенки, которую ты сутками напеваешь против собственной воли. Но как я убедился, иная реклама действует куда как хуже. В песнях, даже самых дурных, есть ритм и мелодичность. В шаблонных рекламных фразах этого нет и в помине. Но голос звучит и звучит.
В очередной раз нехорошим словом помянув массажер, я потёр виски руками и поднял глаза на Сарковича. Он стоял неподвижно, вперив в меня настороженный взгляд колючих серых глаз.
— Ладно, Лёха, извини, — пробормотал я. — Сам понимаешь, я на нервах, мелкая одна дома.
Алексей не отвечал. Я задумчиво на него посмотрел. На бровях и ресницах Сарковича ещё лежал снег, вокруг же торжествовала весна во всём своём великолепии. Под ногами лежал сплошной ковёр из всевозможных цветов, в розовой листве неведомых деревьев горели пышные соцветия, почему-то похожие на охапки осенних листьев. Мои заледеневшие пальцы медленно оттаивали и я чувствовал сводящее с ума покалывание.
— Где мы, а? — спросил я тихо, прекрасно зная ответ. Видимо, Алексей это понимал, потому что он только устало улыбнулся.
— Я хочу домой, — воскликнул я тоном обиженного ребёнка. — Как нам вернуться домой?
— Когда придёт время, — загадочно проговорил Саркович.
— К черту время! — прорычал я, с трудом поборов желание снова как следует встряхнуть Алексея. — Время работает против меня, потому что дома осталась моя маленькая девочка! Где бы мы ни были, я уверен, что ты знаешь больше меня! Скажи, как нам вернуться обратно. Где дорога?
— Туда, — тихо сказал Саркович, — указав рукой вперёд. — Но идти слишком долго.
— Почему мы не можем просто повернуть назад? — спросил я, чувствуя, как силы меня покидают. Раздражение, гнев, всё схлынуло в один миг. Осталась только усталость и странная горечь.
— Потому что никакого "назад" нет, — просто сказал Алексей. — Нет двери, которая выведет нас обратно. Где бы мы не покинули аларин, вернуться по своим следам нельзя. Потому что здесь другие расстояния и другое время. Мы можем только попытаться найти другой путь.
— Тогда мы должны его найти, — твёрдо сказал я. — И ты мне в этом поможешь.
Саркович посмотрел на меня удивлённо, рассмеялся и покачал головой.
— Я… нет. Прости, Игорь, но я слишком давно мечтал сюда вернуться. Я потратил слишком многое, чтобы… чтобы просто так от этого отказаться. Тебе придётся искать выход самому. А потом постараться держаться подальше от чутких мест. Однажды тебе уже велели держаться от них подальше, но ты не послушал. А у меня задача как раз противоположная. Я должен уйти как можно глубже сюда, чтобы никогда не найти обратную дорогу. Это место не жалует пришлых, поэтому мне придётся постараться.
— Там моя дочь! — почти закричал я, немало не заботясь о том, что нас может кто-то услышать. В самом деле, кто может оказаться в этом словно вымершем месте? — Там моя жизнь!
Саркович немного помолчал, опустив глаза вниз. Когда он вновь посмотрел на меня, вид у него был немного виноватый.
— Прости, — сказал он так тихо, что я едва мог разобрать его слова. — Моя жизнь тут.
— Моя Настя, — крикнул я. — Ты мой друг! И ты говорил, что любишь её! Ты не можешь вот так меня оставить!
— Прости, — в третий раз повторил Алексей и отступил от меня на полшага. Я схватил его за плечо.
— Постой!
— Не прикасайся ко мне! — исступленно закричал Саркович. От неожиданности я выпустил его и в следующий миг Алексей помчался прочь, крича на ходу:
— Не прикасайся ко мне! Не прикасайся! Не прикасайся! Не прикасайся!