— Со студийника, — неопределенно пояснил я.
Гарик внимательно на меня посмотрел, но спорить не стал.
— Я так понял, с этого вашего «студийника» можно по заказу писать?
— Все, что угодно, — кивнул я.
— Прямо, по щучьему велению, по моему хотению, — хмыкнул Гарик, — на самом деле, народ «блатняком» интересуется и бардами. Аркашей Северным, Высоцким и прочими. И я вам скажу, гораздо больше, чем роком. Оно, конечно, все есть, но качество отвратное. Если составлю списочек, сделаешь?
Я снова кивнул, и он ловко разлил коньяк по рюмкам. — Ну, за успех!
Так даже проще, подумалось мне, самому кумекать не надо, наверняка Гарик знает рынок куда лучше всех нас вместе взятых.
Коньяк быстро кончился и Гарик приволок поллитровую бутылку с какой-то золотистой жидкостью.
— Чо за херня? — с подозрением спросил Генка. — На ссаки похоже…
— Не херня, а хреновина. Вернее, хреновуха, сам настаивал! — с гордостью сообщил Гарик, — только два компонента: медицинский спирт и хрен. Исключительной полезности вещь. Лечит все болезни ухо, горло, носа, а также желудка.
— А геморрой не лечит? — хмыкнул Толян. Он был за рулем, поэтому не пил и был саркастичен.
Гарик усмехнулся:
— Кто знает, Анатолий, кто знает…
Разлили пробную партию. Чокнулись, выпили. Жидкость оказалась жгуче-кисловатой на вкус и действительно пахла хреном и отдавала в нос им же.
— А мне друзья, больше по вкусу американская музыка, — сказал Гарик. — У нас её не так ценят, но мне кажется, в ней как-то больше бесшабашности, чем у англичан, какой-то первобытной эклектичности… все вместе, и блюз тебе и джаз, и рок-н-ролл.
Он подошел к стеллажу, достал стопку конвертов с пластинками, стал любовно их перебирать, перечисляя исполнителей — это Биби Кинг, это — Фрэнк Заппа, Джаннис Джоплин, Кеннет Хит… какие люди! А вот Джимми Хендрикс, великий музыкант. — он показал нам обложку конверта. Там на черном фоне, склонился над гитарой кудрявый нигерок в цветастой рубашке.
— Это, «Band of Gypsys» последний прижизненный альбом. Он записал его в последний день шестьдесят девятого. Ах, какой божественный гитарист! Гитара была одним с ним целым, продолжением его души. Он, когда играл, не просто перебирал струны — он общался с ней, ласкал, иногда бил и даже поджигал… Вот послушайте. Он поставил диск на вертушку и опустил тонарм.
Пространство мастерской заполнила негритянская музыка, в которой сквозь сумасшедшие аккорды ритм-группы, неистовые брейки ударника, гулкие звуки басов, до странности легко прорывается наружу основная мелодия, ведомая чистым голосом соло-гитары.
А он ведь тоже плохо кончил, наш Джимми. Нажрался снотворных таблеток запил винцом и, так же как Бонэм захлебнулся собственной блевотиной.
— Слышь, Феля…
Я давно заметил, что друг мой, что-то мнется. Хочет сказать, но не решается.
— Ну, рожай уже! — облегчил я его муки. — В любви, что ли ко мне хочешь признаться?
— Тут у тети Лены день рождения сегодня… в общем, она нас с тобой приглашает. Пойдешь?
— Ого! Заманчиво… А Альбина там будет?
— Стопудово. Они ж подруги с Лоркой, теть Лениной. Блин, я так и знал, что ты про нее станешь спрашивать…
— Ну, а чего такого? Не печалься, я на неё забил и забыл. Когда и где у нас банкет?
— На даче у них, в пять часов. У них знаешь, какая дача? О-о-о…
Глава 17
На день рождения с пустыми руками не ходят, тем более к таким людям. Надо соображать подарки.
Дал Генке денег и услал его на Центральный рынок за цветами, велев выбрать самые лучшие розы, а сам метнулся до дома.
Разложил свое барахло и задумался, что же у нас дарили в эпоху недоразвитого социализма?
Понятно, что простой советской домохозяйке было бы достаточно пяти розочек или иных цветочков, бутылки шампанского и чего-нибудь из импортной парфюмерии и косметики. Тем более, что не юбилей.
Но тут у нас дамочка далеко не простая. Тем более муж у неё (третий по счету), как мне сообщил Геннадий, директор гастронома № 1, своего рода Обнорский аналог «Елисеевского».
Что тут у нас есть? Перво-наперво бутылка «Просекко». Лера притащила их две, но вырубилась после первой. Потом про неё забыли — так и осталась лежать в холодильнике. Не знаю зачем, я прихватил её в прошлое. Ну вот, и пригодится.
Что еще? Тушь, духи… не трусы же ей дарить… она бы может и не отказалась бы, но неудобно.
А вот коробочка конфет «Рафаэлло». Понимаю, что при таком муже проблем со жратвой быть не может, но таких конфет она точно не видела — шоколадный король Пьетро Ферреро придумал их только в девяностом году.
Ну и на закуску пара черных кружевных чулочек на резинке — от такого порочного предмета одежды ни одна советская женщина не откажется. Все, подарочный набор сформирован и уложен в красивый пакет от «Супер-Ральф».
Дача тети Лены располагалась в поселке Верхние дубки, километрах в пятнадцати от города. Рядом текла речка Обнорка и шумела березовая роща. Мы прибыли на Генкином «чезете».
Калитку нам открыла Лорка.
Иван Андреевич Жук, Лоркин отчим, самолично встречал только самых «дорогих», по его мнению, гостей, к каковым мы с Генкой, разумеется, причислены не были.