Корсар

— Мне без разницы, кому продать. Дело лишь в цене, — сказал я. — Груз стоит шестьсот тысяч гульденов. Местные купцы предлагают мне такую цену.

Местные купцы, правда, пока не догадываются, что такие лохи, но ведь и голландцы не в курсе планов конкурентов. Зато знают не понаслышке, что в Испании все товары дороги, потому что тонны золота и серебра из колоний отучили испанцев работать.

— Тогда продавайте им, не задумываясь, — посоветовал, хитро улыбнувшись, второй купец.

Поняв, что их не мякине не разведешь, я снизил сумму до пятисот пятидесяти тысяч гульденов. В итоге сошлись на пятистах тридцати тысячах, и только потому, что голландцам не хотелось в такую жару возвращаться домой ни с чем. Иначе бы прессовали меня до полумиллиона. Они выписали три векселя: пятьдесят три тысячи (десять процентов для испанского короля), триста тридцать одну тысячу двести для меня, как капитана, судовладельца и снабженца, сто пятьдесят девять тысяч гульденов для экипажа.

На одну долю выходило две тысячи шестьсот сорок гульденов. Такие деньги обычный матрос зарабатывал бы лет десять. Когда я объявил эту цифру экипажу, молчание длилось минут пять. Все знали, что добычу взяли богатую, но никто из них, считавших с трудом и никогда не оперировавших такими большими числами, не предполагал, что за один рейс станет богачом. Затем они заревели так, будто только что разгромили в кровавой битве десятикратно превосходящего противника. Вместе с ними визжала и стоявшая за моей спиной Кристиана Виссер, которая, как и слуга Энрике, получит матросскую долю. С таким приданым она может родить от меня, но будущий муж-голландец все равно будет считать ее девственницей.

9

Корсары на судах, действовавших в европейских водах, не такие своевольные, как флибустьеры в американских. Бывало, конечно, всякое, но большинство помнило, что государственная машина любой страны сильна и беспощадна, с беспредельщиками не церемонится. Поддерживать дисциплину на борту было намного легче. Теперь, после приза, стало совсем легко. Сильная черта западноевропейцев — почуяв деньги, становятся трудолюбивыми дисциплинированными командными игроками. Отсутствие наживы мигом превращает их в нормальных людей. Мой экипаж, хапанув изрядно, стал образцово-показательным. Такое впечатление, что свято чтут кодекс строителя коммунизма. Разве что в карты и кости продолжают играть, но втихаря, выставляя караульного, чтобы я или кто-нибудь из офицеров не застукал. Я приказал боцману не часто посещать кубрики и поменьше замечать, но и не становиться совсем уж слепо-глухим. В итоге раз в неделю секли попавшихся игроков, что даже делало интереснее жизнь экипажа на судне.

А жизнь эта была скучновата. Выйдя из Сантандера, мы поджались к французскому берегу и пошли на север, надеясь захватить неосмотрительного купца. Увы, таких мы не увидели, как ни высматривали. Такое впечатление, что французское судоходство в юго-восточной части Бискайского залива приказало долго жить. Возможно, благодаря баскским корсарам.

Первую добычу мы засекли возле выхода из эстуария Жиронда. Это был флейт явно голландской постройки. Скорее всего, один из захваченных адмиралом де Турвилем. Наверное, нагружен вином. Как только мы разглядели его силуэт, а он наш, флейт лег на обратный курс и устремился в сторону Бордо. Французский флаг на нашей грот-мачте не ввел его в заблуждение. Я предположил, что французы оповестили все свои атлантические порты о моей шхуне, занимающейся корсарством. Она приметная, не совсем типичная, а потому легко узнаваемая. Мы, конечно, погнались за шхуной, распугав заодно десятка три рыбацких суденышек, которые сразу прыснули к берегу, на мелководье. Не обращая на них внимания и пользуясь начавшимся приливом и попутным западным ветром, мы устремились за флейтом.

На третьем часу погони, когда до добычи оставалась какая-то пара миль, впередсмотрящий доложил, что видит два французских фрегата. Они стояли на якорях у южного берега Жиронды и без парусов были плохо различимы против солнца. Если бы не поспешили сняться с якорей и поставить паруса, то мы бы проскочили мимо них и оказались в ловушке.

— Лево на борт! Поворот фордевинд! — скомандовал я.

Мы успели повернуть и лечь на курс крутой бейдевинд левого галса, получив лишь одно девятифунтовое ядро из погонной пушки в парус-бизань, продырявившее его, но, к счастью, не сорвавшее. Фрегаты не могли идти так круто к ветру, поэтому передний повернулся к нам правым бортом и дал залп из двух десятков орудий разного калибра. Дистанция к тому времени была больше мили, так что больше ни одно ядро не достигло цели. Увидев это, второй фрегат передумал стрелять. Оба пошли на север курсом полный бейдевинд, отжимая нас от берега. Даже если мы и повстречаем сейчас добычу, захватить ее не дадут.