Корсар

Отсутствие документов и флагов на таком маленьком судне — дело обычное. Ходят вдоль берега, где все их и так знают, а документы лежат дома в надежном, сухом месте. Но груз кальвадоса и французский акцент указывали на принадлежность суденышка гражданину Франции. Скорее всего, нормандский контрабандист. Собирался отвезти кальвадос в Англию и что-нибудь в обратную сторону. Я бы на его месте отвез овес, ведь во Франции цены на любое зерно подскочили в разы, а в Англии в прошлом году урожай овса был очень хорошим, хотя все остальные зерновые уродились плохо.

— Так ты англичанин? — задал я вопрос капитану суденышка.

— Да, сэр, — ответил он с сильным французским акцентом и, оправдывая его, добавил: — Я гугенот, десять лет назад убежал в Англию.

— А откуда везешь кальвадос? — спросил я у капитана суденышка.

— Это мои довоенные припасы. Ждал, когда цена подрастет. Везу из Плимута в Лондон, — ответил капитан.

Тоже вроде бы правдоподобно, однако трудно поверить, что такой востребованный в Англии груз так долго хранился. Расходы на хранение намного превышали прирост прибыли. Тем более, что кальвадос — не самый востребованный напиток у англичан.

— Врешь, сукин сын, — сказал я спокойно. — Груз мы заберем, как трофей. Корыто твое оставим тебе, потому что нет времени с ним возиться.

Я заметил, что капитан сразу расслабился. Видимо, ожидал худшего.

Я приказал спустить баркас и отбуксировать суденышко к шхуне. Двумя стрелами быстро перегрузили большие, литров на пятьсот, бочки в наш трюм. Одну бочку заперли в сухой кладовой. В обед члены моего экипажа будут получать по чарке кальвадоса, чтобы кровь не застаивалась и тело не мерзло. Боцман в придачу выгреб с приза все тросы и запасные паруса. После чего мы разошлись, как в море корабли.

12

На траверзе Шербура к нам прицепился французский сорокавосьмипушечный фрегат. Я поджался к французскому берегу, чтобы посмотреть, что творится в тех местах, где погибла лучшая часть королевского флота, и нарвался на преследователя. При попутном северо-восточном ветре фрегат шел почти так же быстро, как и шхуна, и не собирался прекращать погоню. Видимо, мой корабль занесли в список особо опасных и назначили щедрое вознаграждение за захват или уничтожение. Подозреваю, что не могут простить мне умыкание флейта из-под носа пяти военных кораблей. Это была пощечина французскому военно-морскому флоту, за которую хотят наказать жестоко. Осталось только догнать меня.

На ночь мы не останавливались, шли на запад. Я подумал, что, раз уж так получилось, покинем Ла-Манш, отойдем подальше, а потом спустимся на юг и повернем на запад, чтобы выйти со стороны океана где-нибудь между Нантом и Ла-Рошелью. Глядишь, подвернется какой-нибудь купчишка. Французский капитан тоже не стал ложиться в дрейф. Так что утром мы увидели фрегат по корме и немного севернее на удалении мили три. Под всеми парусами он продолжал погоню целый день. На вторую ночь, когда дистанция между кораблями увеличилась миль до четырех, я приказал сделать поворот фордевинд и лечь на курс зюйд. Интуиция подсказывала мне, что капитан фрегата должен воспрепятствовать мне вернуться в Ла-Манш, поэтому будет искать нас севернее. Утром выяснилось, что интуиция меня не подвела. Мы изменили курс на ост-зюйд-ост и пошли в сторону материка. По моим прикидкам, должны были выйти к берегу около Нанта.

Перед самым обедом из «вороньего гнезда» донеслось приятное известие:

— Вижу мачты впереди!

Караван из десятка торговых судов шел севернее нас и примерно таким же курсом, немного полнее к ветру. Через два часа, когда дистанция сократилась до двух миль, я с удивлением обнаружил, что в составе каравана оба мои брига. Они шли впереди. Надеюсь, командуют обоими старые капитаны, подобранные и проинструктированные мной. Им приказано в случае нападения удирать, используя преимущество в скорости, за чужие суда не подписываться ин в коем случае, помогать только друг другу. Как догадываюсь, сейчас они точно исполняют мои инструкции.

Я выбрал самый большой флейт водоизмещением тонн семьсот и повел шхуну на него. Судно было французской постройки, хотя и по голландским чертежам. Голландцы делают добротные, надежные суда, а французы добавляют в их проекты красоту, «элегантность». Догнали мы жертву после захода солнца. Ядра из наших погонных пушек наделали в его парусах дырок, значительно убавив его ход. Флейт остался с нами один на один. Все остальные суда каравана воспользовались своим преимуществом в скорости, а мои бриги настолько, что были еле видны. Когда дистанция сократилась до половины кабельтова, и стало понятно, что через несколько минут я поставлю шхуну бортом к их борту, на корму вышел капитана и помахал белой тряпкой. Через пару минут белый флаг поднялся и на бизань-мачте, после чего французские матросы начали убирать паруса, чтобы судно легло в дрейф.

— Опустить паруса! — приказал и я. — Абордажной команде спустить катер на воду и привезти капитана и офицеров с приза!