Корсар

Тому, кто убьет первого врага, — тысяча золотых.

Тому, кто первый взберется на городской вал, — тысяча золотых.

Тому, кто сорвет испанский флаг с крепости и водрузит на ней французский или малуанский, — тысяча золотых.

Увечные получают:

За потерю глаза — тысячу золотых.

За оба глаза — шесть тысяч.

За потерю руки или кисти руки — полторы тысячи.

За потерю обеих — четыре тысячи.

За потерю ноги — две тысячи.

За потерю обеих — шесть тысяч.

Здесь отмечается, что цифры эти, в восемь или десять раз превышающие обычно принятые, таковы в силу размеров и опасности предприятия. Всякие особые вознаграждения вычитаются из добычи до ее раздела, каковой затем производится по числу установленных сим договором долей.

Командующий покупает на свои средства весь порох для пушек и получает еще две доли сверх своих за эту статью.

По взятии города ни один авантюрист не может ничего присвоить себе из добычи: ни денег, ни невольников. Но каждый, признавший среди пленных своих личных врагов, может убить их собственной рукой, если пожелает.

В удостоверение чего руку приложили, даем клятвенное обещание быть до победного конца добрыми Братьями Побережья.

* * *

Хуана-испанка немало удивилась, услышав поутру на «Горностае» шум, производимый первыми прибывшими флибустьерами, которые начали уже грузить трюм и батарейные палубы всем, что могло понадобиться для вооружения фрегата. И Хуана, слишком гордая, чтобы выказать свое любопытство, не желая ни сама увидеть, ни расспрашивать кого бы то ни было, ожидала посещения Тома Трюбле, убежденная, что все узнает из уст корсара. Но этого не случилось, ибо Тома не посетил своей пленницы ни в этот день, ни в следующий. И когда неделю спустя «Горностай» снялся с якоря под крики своей новой команды, Хуана-пленница, пленница все более и более, и, так сказать, пленница тайная, еще не знала, как, зачем и куда направляется «Горностай», унося на своем борту, кроме невидимого капитана, кроме неизвестных матросов, молодую девушку в большом смятении.

VIII

Берег, видимый довольно близко и с правого, и с левого борта, тянулся за длинной полосой рифов, над которыми бушевало море. Позади меловой стеной поднимались утесы. А за утесами, вдали, вздымались высокие горы со множеством острых пиков и обрывистых склонов. Впереди залив переходил в устье. Здесь впадала в море река, о присутствии которой можно было догадываться по разным низеньким островкам, подобным тем, которые образуются вблизи Сен-Мало, в устье Раисы, наносами речного ила. На двух из этих островов виднелись высокие здания правильной формы, слишком еще далекие, чтобы их ясно опознать. За ними виднелись другие строения, еще более смутные. Но несколько колоколен, возвышавшихся над ними, доказывали, что эти строения и есть город Сиудад-Реаль Новой Гренады, раскинувшийся на берегу своей реки Рио-Гранде, подобно тому, как Севилья раскинулась на берегу своей Рио-Гва-далквивир… Тома Трюбле вспомнились эти слова Хуаны.