Корсар

Лицом к лицу они смотрели друг на друга, он и она, долго, оба молча.

Затем Тома, не опуская взгляда, — две недели неограниченной власти, повелительно осуществляемой, вернули его сердцу былую отвагу, — резко спросил ее:

— Знаешь ли ты, где находишься?

Она с презрением пожала плечами, показывая, что ей все равно, быть ли здесь или там, или еще где-нибудь.

— Ладно, милочка! — сказал он усмехаясь. — Тебе наплевать, не так ли? Ладно, ладно! Во всяком случае, видишь ты вон тот угол палатки? Погодя приложи к нему ухо и слушай хорошенько, потому что там, за стенкой, я буду сейчас держать совет, предупреждаю тебя. И, как бы мало в тебе ни было любопытства, пусть я попаду в лапы самому главному дьяволу в аду, если тебе не занятно будет слушать наши рассуждения!

Продолжая смотреть ей прямо в глаза и хохоча все громче, он, пятясь задом, вышел из палатки. Холщовая дверь опустилась за ним.

* * *

Вскоре звук трубы огласил весь лагерь, и начальники собрались вокруг малуанского флага — знамени армии. Тома, командующий стоя, поджидал своих помощников, опираясь обеими руками о копье, древко знамени.

— Братья Побережья, — сказал он, когда все оказались в сборе, — я сейчас рассмотрел вблизи крепостной вал, ров и прочую ерунду: заграждения, казематы, батареи, бастионы, кавальеры, люнеты, куртины, патерны и остальной вздор, со всех сторон окружающий Сиудад-Реаль. Знайте, что все в прекрасном состоянии и что осажденные, по-видимому, весьма высокомерно полагаются на свои стены. Это не беда! Мы все-таки будем сегодня же ночью в сердце города, если пресвятая Дева Больших Ворот, в которую я верую, удостоит принять обет, мною приносимый, построить в честь ее часовню на острове Тортуге, сейчас же по возвращении, и отдать в эту часовню все самое ценное и прекрасное, что нам удастся награбить в здешних церквах, аббатствах, обителях и монастырях.

— Решено и подписано! — сейчас же согласился авантюрист из Дьеппа, добрый католик, между тем как гугенот с Олерона, слыша, как поминают и славят Пресвятую Матерь божью, презрительно плюнул. Однако же он ничего не посмел возразить, потому что пылающий взор малуанца устремился на него, полный опасной угрозы. Ну, а Лоре-дан-Венецианец, тот, по обыкновению, улыбался, всегда готовый одобрить все, что не вредило его собственным интересам. Точно так же не возражали и Краснобородый, и Мэри Рэкэм, с той только разницей, что англичанин не улыбался, а заливался во все горло, а женщина-корсар, серьезно занявшись новым толедским кинжалом, впервые попавшим в ее руки, не слышала ни слова из его речи.

Так как никто не вымолвил ни звука, Тома продолжал: — Раз мы в этом сошлись, перейдем к дальнейшему. Братья Побережья, как я уже вам говорил, нам придется перелезать стены высокие, перепрыгивать широкие рвы. Несмотря на это, мы, наверняка, будем завтра в Сиудад-Реале, раз мы решили там быть. На этот счет не может быть никаких сомнений. В средствах недостатка не будет. Но кто из вас посоветует самое лучшее?

По-прежнему никто не издал ни звука. Внимательно слушая, заранее повинуясь и доверяя, флибустьеры ожидали приказания корсара.

— Отлично! — гордо заговорил Тома. — Чего вы не знаете, то знаю я!

И он вытащил из-за пояса длинную стрелу с колючим острием, ту самую, которую давеча пустил в него, в Тома, чуть его не задев, один из индейцев, защитников вала.

Тома высоко поднял эту стрелу, выставляя ее всем напоказ:

— Вот что послужит нам и лестницей, и перекидным мостом, если угодно будет Спасителю и его Пресвятой Матери.

Стрела была цела, кроме острия, которое сломалось, ударившись о камень. Крайне изумленные, все авантюристы подошли на шаг, чтобы получше рассмотреть эту оперенную палочку, которую Тома назвал «лестницей» и «перекидным мостом»…

— Ладно! — первая прервала молчание Мэри Рэкэм, насмешливо тронув пальцем затупившуюся стрелу. — Ладно! Клянусь господней требухой! Вот уже один ров засыпан, а стена пробита. Вперед же! Нечего болтать: город взят!

Тома не слушал. Гугенот с Олерона, любопытный, как все еретики, стал расспрашивать:

— Каким образом эта стрела?..

Ответ последовал надменный:

— Раз я ручаюсь, то мне кажется, этого достаточно. Вот что, довольно болтовни, обсудим дальнейшее. Теперь твой черед, брат Лоредан, подумай вот о чем: ночь будет темная и безлунная; сумеешь ли ты все-таки, когда укрепленный пояс будет взят, провести нас, несмотря на темноту, по запутанным улицам, переулкам и перекресткам.

— Не лучше и не хуже, чем среди бела дня, — заявил Венецианец.

— Нам, очевидно, придется с большой поспешностью занять прежде всего защитные укрепления — замок и редут, а также казармы… Представляешь ли себе, какого порядка и плана нам нужно в этом отношении придерживаться?

Лоредан-Венецианец задумался: