Корсар

Городские стены Сен-Мало являются, как известно, великолепнейшей каменной постройкой; и круговая дорога, проходящая под защитой их парапетов, поспорит как место для прогулок с любым местом в мире. Достойна удивления высота, на которой стоишь, смотря на песчаные берега под самыми стенами и на море за этими берегами, раскинувшееся под небесами чудесным зеркалом: то голубым, то зеленым, то серым. На сей раз, пока Тома, поднявшись по лестнице башни Богоматери, продвигался, как мы знаем, к Бидуане и Асьете, весь небосвод покрылся большими облаками самых разнообразных оттенков и очертаний; и отражение их в воде одело ее в переливчатый и волнистый шелк, цвет которого менялся от мышиного серого до черноватого оттенка. Однако же, как ни прекрасно было это зрелище, Тома не удостаивал его ни единым взглядом. Он шел, опустив голову, с омраченным челом, как бы мучаясь докучливыми мыслями. Так миновал он Бидуанскую башню, не обратив даже внимания на часового, который с пикой в руке охранял подземный ход в пороховой погреб…

Но, пройдя еще пятьдесят шагов и далеко еще не доходя Асьеты, Тома вдруг остановился.

Он как раз поравнялся с очень узким тупиком, известным малуанцам под названием улицы Пляшущего Кота. Этот закоулок, столь же пустынный, как и узкий, примыкает к самой городской стене, так что крайний его дом, построенный на косогоре, одновременно сообщается большой дверью с улицей и маленькой — с защитным валом.

Тома, теперь неподвижный, пристально смотрел, повернувшись спиною к морю, на окна этого крайнего дома.

Очевидно, он нашел в нем то, чего искал, так как вдруг, торопливым взглядом осмотревшись кругом, чтобы убедиться, что никто за ним не следит, сошел по открытой лестнице с круговой дороги, пересек вал и принялся стучать в маленькую дверь дома о двух выходах.

IV

Сидя у окна и глядя на море, Хуана хранила молчание. Жилище ее возвышалось на сажень над городской стеной. Облокотившись на подоконник широко раскрытого окна, она созерцала поверх круговой дороги и зубчатого парапета волнистые облака и отражающие их воды.

И когда Тома вошел, она не повернула головы, хотя очень хорошо его слышала.

Он все же подошел к ней, затем, сняв шляпу и поклонившись, как принято в благородном обществе, взял не поданную ему руку и поцеловал ее, ибо Хуана приучила своего любовника к такой учтивости, в которой, впрочем, он все еще проявлял некоторую неуклюжесть.

— Прелесть моя, — сказал он затем очень нежно, — прелесть моя, как чувствуете вы себя нынче?

Не говоря ни слова, она равнодушно покачала головой.

— Разве вам плохо здесь? — спросил Тома, снова целуя руку, которую еще не выпускал из своей.

Не будучи, правда, очень роскошным, помещение являло много удобств, — хорошие кровати, глубокие кресла, большие шкафы, наполненные очень тонким полотном. Тут можно было также заметить различные ценные раритеты, свидетельствовавшие о незаурядном богатстве, — шелковую обивку на стенах и множество серебра искусной работы. Но все было такое сборное и разрозненное, что сразу видна была случайность подбора. Рядом с диваном, гобеленов ткачей его величества, виднелся плохонький плетеный стул; и подле изящного позолоченного кубка — простой каменный кувшин.

По правде сказать, прекрасной Хуане эта неравномерная роскошь была, по-видимому, безразлична. Уподобляясь в этом своим соотечественницам, испанкам, которые всегда обращают большое внимание на свои наряды и охотно пренебрегают столом и хозяйством, она бродила всегда по своим неубранным комнатам, заботясь лишь о том, чтобы быть великолепно разодетой, как полагается накрашенной и по моде напудренной. Тома, тог иногда удивлялся этим привычкам, столь отличным от всего того, что он постоянно наблюдал в Сен-Мало, и в особенности не мог освоиться с манерой своей возлюбленной сидеть сложа руки и ротозейничать, тогда как мать его и сестра постоянно заняты были какой-нибудь работой.

Подумав об этом, он сказал:

— Я боюсь, что вам здесь скучно во время моих долгих отлучек.

Она снова покачала тщательно причесанной головой и совершенно безразличным тоном ответила:

— Я не скучаю. Но скажите — в вашей стране никогда не бывает солнца?

— Как бы не так! — уверил Тома. — Вот наступает прекрасный месяц май, всегда как нельзя более солнечный. Имейте терпение, моя прелесть!..

С тех пор, как любовь их помирила, а затем тесно связала между собой, они перестали друг к другу обращаться на ты, как будто слово «ты» годилось им только для раздоров. И действительно, между двумя даже пламенными любовниками меньше настоящей близости, чем между двумя смертельными врагами.

Между тем Хуана отвечала, впервые проявляя некоторую живость в ответе:

— Терпения у меня достаточно. Разве не прошло уже больше трех недель с тех пор, как вы меня привели в эту тюрьму, и я, ради вашего удовольствия, ни днем, ни ночью не выхожу из нее? Однако же вы обещали мне, что этому будет положен конец, и при этом скорый конец! Помните ли вы, по крайней мере, об этом и принимаете ли необходимые меры для ускорения?