Корсар

Несмотря на это, мать выжила, сын тоже. Эта Анна-Мария Кердонкюф чего-нибудь да стоила. У нее не было недостатка ни в энергии, ни в решимости, и, кто знает? — ей, может быть, не потребовалось бы особенно благоприятных условий для того, чтобы сделаться самой порядочной из порядочных женщин у домашнего очага супруга, который бы очень гордился, и вполне справедливо, такой женой. Рок судил иначе. Но даже низведенная до состояния полного ничтожества — каким становится не имеющая мужа роженица, — прежняя подруга Тома Трюбле сумела честно зарабатывать свой хлеб насущный, несмотря даже на то, что весь город изощрялся всячески, чтобы его сделать ей горше полыни.

Прошло пять лет горького одиночества. У Анны-Марии Кердонкюф не осталось больше ни родных, ни близких, ни друзей. Родители отвергли ее, запретив ей даже носить их имя, считая, что она марает его, и заставив ее при помощи господ из Магистрата, которые издали специальное постановление, именоваться просто Анной-Марией. Просто Анна-Мария не принадлежала, стало быть, ни к какой семье, и естественно, что каждый старался быть от нее подальше. С какой стати стали бы посторонние принимать в ней участие и спасать погибшую дочь от справедливого гнева уважаемого родителя?

Впрочем, никого не удивляла такая суровость со стороны отца. В противоположность Трюбле, простым рыбакам, которые мало-помалу разжились благодаря каперству, Кердонкюфы были из старинного рода горожан, состояние которых, когда-то гораздо более значительное, постепенно оскудело. Но, как это свойственно людям, гордость и тщеславие этого рода, близкого к упадку, возрастали по мере ослабления денежного могущества. Так что дурное поведение несчастной Анны-Марии словно каленым железом прижгло уже задетое и страдающее самолюбие всех Кердонкюфов, имевшихся в наличии в Сен-Мало.

Хуже всего было то, что эти самые Кердонкюфы свысока относились к Тома Трюбле, отпрыску рыбачьего рода, когда он вознамерился, как уже известно, чуть-чуть поухаживать за их невинной еще Анной-Марией… Ухаживание это не могло, конечно, остаться незаметным для зорких глаз сплетниц и балаболок… И вот Кердонкюфы начали кочевряжиться. Так что парень обиделся; и это презрение к нему со стороны родных его возлюбленной, без сомнения, укрепило его в намерении окончательно порвать с ней. Гильемета Трюбле, сначала подруга, а затем соперница и враг Анны-Марии, радовалась этому разрыву, которому и сама всеми силами способствовала. И Кердонкюфы, со своей стороны, ему порадовались, хотя им и было досадно слышать, как эти же балаболки запели другую песню и стали болтать повсюду, что сам же парень Трюбле послал к черту Кердонкюфскую дочку… Впрочем, они делали вид, что не замечают этих сплетен, твердя всем и каждому, что никогда девушка, подобная их Анне-Марии, такой благородной крови и происхождения, не удостоила бы даже вниманием этого беспутного малого, это ничтожество, возымевшее наглость поднять глаза на столь недосягаемую для него высоту. Когда же обнаружилась беременность Анны-Марии, они уже не посмели обвинять Тома и требовать удовлетворения. Раз дочь их совершила ошибку, она перестала быть их дочерью. Впрочем, что касается Тома, то месть Кердонкю-фов должна была немедленно поразить его иным образом: раз Винцент умер, то не ясно ли, что убийца — Тома?

Так судили Кердонкюфы. По счастью, господа из Магистрата решили иначе.

И как всегда случается со всяким, даже запутанным делом, и это дело, в конце концов, постепенно устроилось. Тома, завоевав славу и богатство за океаном, прослыл в конечном счете таким молодцом, что всякие клеветнические толки на его счет заглохли. Винцент, ставший прахом, был забыт. И только самые застарелые и скверные городские распутницы продолжали еще сплетничать насчет Анны-Марии, которая, впрочем, никогда и не выходила из своей конуры, разве что на прогулку со своим малышом, которого она тем сильнее любила, чем больше он ей стоил слез, и который становился славным человечком, умным и хорошим.

* * *

Так что и самое возвращение сеньора де л’Аньеле не внесло сюда никаких перемен.

* * *

Итак, у могилы Винцента Кердонкюфа Анна-Мария молилась с большим усердием и сокрушением. Одна лишь, пожалуй, во всем Сен-Мало — за исключением Тома — знала Анна-Мария, что брат ее, здесь покоившийся, умер именно из-за нее. Ибо некогда, в день смертельной схватки, Винцент, отправляясь на поиски Тома, объявил об этом своей сестре, гордо похваставшись даже, что быстро исправит совершенную ею ошибку и без промедления приведет к провинившейся возлюбленной этого мужа, с которым она слишком рано сочеталась. Увы! Дело обернулось хуже…