Корсар

Тем не менее суда эти и барки прошли мимо испанского флота и не были остановлены, хотя флагман этого флота, конечно, не мог не заметить нагроможденное на палубах флибустьеров награбленное золото, серебро и драгоценные товары. Но на мачтах у этих флибустьеров развевались и полоскались от бриза грозные белые флаги, флаги одинаково принадлежащие как Флибусте, так и Франции, а также и другие внушающие страх цвета и эмблемы, как горностай малуанцев и некий кровавый вымпел, в середине которого красовался золотой ягненок. И, несмотря на его храбрость, кастильский народ мало соблазняло вступить в бой с этими флагами, слишком уж привычными к победе.

* * *

Таким образом эскадра флибустьеров беспрепятственно вернулась к якорной стоянке у того острова Вака, от которого они отплыли так недавно. Тут поделили они добычу по всей справедливости. И тут же, не желая терять ни минуты, начал каждый весело проматывать свою долю в кутежах, попойках и разгуле с девками. Действительно, к этому времени на острове Вака, хотя и сильно отстававшем во всех отношениях от Тортуги, было вдоволь всяких кабаков и домов разврата. И там все можно было купить, что по вкусу матросам и солдатам, из богатых украшений, нарядов, драгоценностей и прочих роскошных безделушек. Само собой, торговцы пользовались случаем набить карман, и какой-нибудь отрез скверного атласа, стоивший во Франции один экю серебром, продавался обычно на острове Вака за десять, пятнадцать луидоров. Так что торговый народ наживался в Вест-Индии гораздо скорее и вернее, чем корсары. Впрочем, это иногда сердило корсаров. И каждый год это кончалось, рано или поздно, тремя-четырьмя убитыми или ограбленными торговцами.

* * *

Итак, флибустьеры на сей раз тут же, на острове Вака, принялись за развлечения. А в этом деле переборщить нельзя было, если хочется достойно ознаменовать столь высокий воинский подвиг. В течение двух недель все ночи напролет были предназначены питью и еде. После чего утомленные обжорством и истощенные развратом победители Веракруса стали похожи на подыхающих с голоду оборванцев.

Начальники, ничуть не меньше последних своих солдат, принимали горячее участие в этих грубых празднествах. Потому что, подлинно, все авантюристы между собой братья, как они и сами про себя говорят, то есть равны между собой, имея одинаковые вкусы и сходные суждения насчет всего. В тех же кабаках, в тех же веселых домах, что посещались самыми простыми матросами, сиживали за столом, не зазнаваясь, самые знаменитые капитаны, пивали, пьянства ради, тут же сахарную водку и ласкали тех же распутниц. Тут встречались друг с другом Граммон, Краснобородый и Лоран де Грааф. И Хуана пожелала, чтобы Тома водил ее туда. Ибо Хуана охотно участвовала в самых грубых попойках. Она наслаждалась положением королевы среди шумной толпы распаленных пьяниц. В особенности находила она скрытое удовольствие в том, чтобы чувствовать, как растет вокруг нее и бушует поток вожделения и страсти, постоянно возбуждаемых ее красотой. Она нисколько не боялась ссор и раздоров. Ей нравился вид крови. И ей случилось и самой ее пролить — не только на палубе побежденного корабля, во время сражения…

* * *

Случилось это при обстоятельствах весьма странных, о которых Тома впоследствии всегда вспоминал со смущением и неловкостью…

Захват Веракруса ознаменован был неожиданным происшествием, которое значительно способствовало окончательному успеху флибустьеров. Во то время, как они собирались пойти приступом на крепость, после двенадцати часов безуспешной канонады, кастильское знамя вдруг спустилось, и на место его взвилось знамя Франции. Пораженные этим, вожди флибустьеров стали с осторожностью подходить, опасаясь западни. Но у подъемного моста их встретил некто, чей один лишь вид их сразу успокоил и даже наполнил восторгом: ибо это был не кто иной, как венецианец Лоредан, их старый товарищ, о котором они уже больше года ничего не слыхали и который, таким образом, не без блеска возвращался в лоно Флибусты. Когда дело дошло до расспросов, он объяснил, что частное дело вынудило его прожить весь этот год в Веракрусе, изображая из себя мирного горожанина; но что, несмотря на это мирное житье, при первом же признаке атаки, как только он узнал своих Братьев Побережья, идущих на приступ укреплений, он и сам во мгновение ока стал снова Братом Побережья, весьма удачно пробрался в крепость и там, сбросив маску и очутившись среди гарнизона с обнаженной шпагой в руке, настолько его напугал, что тот сразу разбежался, крича об измене и врассыпную спасаясь через капониры. Таким образом, Лоредан-Венецианец единолично завоевал и затем передал Флибусте крепость с ее сорока пушками. Откуда и великая слава ему, и жирная доля добычи.