Корсары Мейна

Мишель де Граммон не имел постоянной женщины. Его миновала стихия любви, он не имел амурных привязанностей, но салон мадам Лулу, или, как ее прозвали местные острословы, Бордельмаман, посещал часто и с большим удовольствием, меняя партнерш как перчатки. После набега на ловцов жемчуга слава о Мишеле достигла небывалых высот, тем более что результаты превзошли все ожидания. И женщины к нему стали липнуть, словно они пчелы, а он намазан медом.

При дележе добычи ему досталась большая черная жемчужина, которую местный ювелир оправил в золото, и теперь Мишель носил ее на цепочке, вызывая завистливые взгляды других флибустьеров и корсаров, которые любили одеваться пестро и обвешиваться всевозможными ювелирными украшениями. А как не завидовать, если, продав черную жемчужину даже не в Европе, где за нее дали бы просто баснословную цену, а здесь, на Мейне, можно было купить полностью оснащенный бриг и приобрести на него провиант.

Непоседа Филипп Бекель после совместной операции не стал задерживаться на Тортуге и снова вышел в море. Он хотел продолжить успешно начатое сотрудничество, но Мишелю пришлось пойти на поводу у своей команды, которая горела желанием спустить в тавернах Бас-Тера деньги, вырученные от продажи жемчуга. Да и сам он не прочь был повеселиться, попить всласть доброго рома и поволочиться за женщинами. Поэтому не было ничего удивительного в том, что капитан Мишель де Граммон, получивший статус местной знаменитости, стал постоянным клиентом салона мадам Лулу.

Нужно сказать, что это был самый просторный и красивый дом в Бас-Тере, по крайней мере внутри. Бордельмаман имела неплохой вкус, и комнаты в ее заведении были отделаны как кукольный домик – с разными рюшечками, финтифлюшками, розовыми занавесками, гобеленами на стенах, мягкими диванчиками и внушительной стойкой бара, обитой кожей, где подавали любые спиртные напитки, какие были в ходу на Мейне. Бордель был двухэтажным; на втором располагались комнаты девиц, где клиенты предавались любовным утехам. Таверна при борделе никогда не пустовала – после «трудов праведных» обессиленные флибустьеры спускались вниз, чтобы пропустить стаканчик-другой рома или еще чего-нибудь.

Расслабленно откинувшись на спинку дивана, Мишель курил и вспоминал, глядя на размалеванных кукол – девушек мадам Лулу. Он как раз стоял в гавани, когда по всему побережью разнеслась весть о скором прибытии в Бас-Тер целого выводка сладких курочек во главе с маман. Увы, среди пиратов было мало счастливчиков, которые имели портовых жен. А тут на горизонте вот-вот должен появиться бордель из Парижа в полном составе, в котором на женщин не распространяются права собственности – самого святого на Тортуге.

Жизнь флибустьеров и корсаров протекала по определенным законам, нарушать которые никто не имел права, в том числе и капитан. Каждый пират превыше всего дорожил независимостью. Он мог делать все, что ему заблагорассудится, например, горланить во всю глотку песни, даже если все спали. Жаловаться на шум или неудобства не имело смысла, пираты были обязаны сносить трудности безропотно. Как ни удивительно, пираты считали себя порядочными людьми и гордились своей честностью. Они всегда держали слово, не могли ему изменить ни при каких обстоятельствах. Особенно жестоко морские разбойники наказывали воров. Если кто-то обокрал своего собрата, а тем более увел у него женщину, за которую тот заплатил немалые деньги, такому человеку вырывали ноздри и уши, а потом высаживали на необитаемый остров, где в одиночку выжить почти невозможно.

В тот ясный солнечный день Тортуга являла собой дивное зрелище. Изумрудный остров вставал из окаймленного пеной бирюзового моря, небо было таким прозрачным и глубоким, что, казалось, можно увидеть хрустальные чертоги Господа, – если, конечно, хорошо присмотреться и не обращать внимания на сотни мужчин, усыпавших берег. Не успело судно бросить якорь, как его окружил рой шлюпок, лодок и каноэ. И все эти суденышки были битком набиты пиратами, которые неотрывно смотрели на женщин, тесной толпой собравшихся на палубе. Мужчины стояли в лодках как статуи, не произнося ни единого слова. Большинство ждало этого момента с волчьей алчностью. Некоторые даже клялись, что, когда корабль с женщинами войдет в порт, они не смогут сдержать себя и кинутся на абордаж, настолько их будоражила мысль, что за добыча может достаться им на сей раз; каждый хотел быть первым в очереди.

Но вот к борту судна подошло несколько шлюпок с солдатами, отряженными губернатором обеспечить порядок во время высадки. А сам д’Ожерон ждал мадам и девушек на берегу; он лично прибыл поздравить их с благополучным завершением путешествия. Губернатор был само добросердечие; он обращался к женщинам с такой приветливостью, что разом покорил их сердца. Кроме того, в сравнении с мрачным корабельным трюмом местные домики смотрелись дворцами. Это и вовсе успокоило бедняжек, тем более что в целом флибустьеры выглядели даже пристойнее, чем те молодчики, с которыми им приходилось сталкиваться в прошлой бурной жизни…