Корвет «Бриль»

Данилину хорошо сидеть, прижав к себе Веру, сидеть и слушать. Дело фанатика Сурхана, дело со странными подробностями вроде летучей мыши, — это дело теперь словно отделялось от капитана Азиза, от его «карош», чуточку назойливого, слегка угодливого. Неведомая сестра обрела имя и оказалась подругой Марьяшки. Все становилось простым, почти домашним, а потому вполне заслуживающим доверия.

Затем Данилин снова услышал, что он живет как бирюк. Первый раз он не обратил внимания на эти слова.

— Ну ясно — бирюк, — усмехнулся он. — Давно известно.

Бывало, он жаловался Вере: хоть бы недельку прожить без гостей. Удрать бы на Белое море, к родным. В ответ он получал беспощадное «бирюк». Ох, не вздумалось бы Вере и тут, в Джезирэ, жить так же, как в Ленинграде: двери настежь для всех…

А Вера не унималась:

— Вообще, друзья у тебя есть?

— Есть, представь себе, Верошка, — отбивался он.

— Почему ты ни одного не показал мне? Вот и пригласи их! Сейчас особенно уместно: пусть видят, что семья советского лоцмана и после этого несчастного выстрела ничуть не боится жить в Африке.

Данилин взял ладонями ее голову, повернул к себе.

— Давай, — сказал он. — Понимаешь, когда я был один… Без хозяйки дом — не дом. Не до приемов. А раз имеется хозяйка…

— То-то же!

Поистине день новостей сегодня у Данилина. Совсем еще недавно Вера была просто туристкой, очарованным новичком в Африке. В Африке-музее. А сейчас Вера — хозяйка в их африканском жилище. Разумеется, ей надо собирать гостей. Что ж, дело известное. Он на все согласен.

— Ты заинтриговала наших лоцманов, Верошка: «К тебе, — говорят, — красавица жена приехала».

Сам Данилин не мог бы сказать, красавица его Вера или нет. Красавица — это что-то книжное и, пожалуй, звучит-как титул.

— Ладно. — Вера приняла титул как должное. — Сколько же будет у нас народу? Боюсь, — она окинула взглядом комнату, — больше двадцати тут не посадить.

— Ты смеешься, Верошка! Двадцать!

Потом он называл тех, кого бы позвать. Вера записывала: Душан, болгарин Станоев, инспектор Касем… А из западных…

— Позовем Эльдероде, — он решительно загнул палец. — Из западных он первый поддержал нас тогда против того канадца. Человек воспитанный, — прибавил Данилин с уважением.

— Зови воспитанного, — кивнула Вера.

Приготовления начались на другой же день. Хасан, приходящий повар, пообещал приготовить знаменитое арабское блюдо — шашлык из печенки. Данилин предложил сделать холодный борщ. Правильно, накормить в Африке гостей русским борщом! По-русски, до отвала!

Вера надела вечернее платье, которого Данилин еще не видел у нее. Сам он потел в черном костюме и очень волновался: все ли как положено?..

Седой, выдубленный солнцем Станоев смотрел на Данилина и Веру отечески ласково. Он привел жену — сухощавую, бойкую старушку, которая дала Вере рецепт варенья, переходящий у Станоевых из рода в род.

Душан, нарочно мешая сербские и русские слова, веселил всех анекдотами. Вера устала смеяться. Инспектор Касем, церемонный, в белоснежной галабии, хвалил английское произношение Веры, чем польстил ей чрезвычайно.

Эльдероде понравился Вере меньше других. Да, манеры отличные, отработанные манеры, но что же кроме них? В обильных комплиментах ее кулинарному искусству, ее храбрости, — шутка ли, вести дом и семью в Африке! — Вера не ощутила сердечного тепла. Но в общем-то с ним тоже интересно. Он хорошо рассказывал об Индонезии. Райская страна, только вот змеи… Бр-р! Ручной удав! Уж ни за что, ни за какие блага не стала бы держать в доме этакое чудовище. Вере казалось, что она прикасается к гадкому телу удава, — до того выразительно извивались руки Эльдероде во время рассказа. Тонкие, с длинными пальцами, и белые, несмотря на африканское солнце…

На прощание Эльдероде взял с Данилиных слово, что они навестят его скромное холостяцкое жилье, посмотрят снимки.

Проводив гостей, Данилин со стоном облегчения сбросил пиджак. Уф-ф! Все, кажется, сошло благополучно.

Одна Марьяшка осталась недовольна.

— Ужасно мне было интересно! — молвила она скептически, наморщив облезший от загара нос. — Только и слышишь: «Ах, ваша дочь? Очень приятно!» И все! Неужели я существую на свете лишь в качестве дочери? Надо было мне Зульфию затащить…

Они все трое мыли посуду на кухне, и Вера сказала мужу:

— У меня тут есть один знакомый. Ты знаешь его.

— Понятия не имею.

— Угадай! Нет, не ломай голову. Баркли, репортер. Что? Ты сердишься?

10

Просторный коричневый «шевроле» — почти все, что сохранилось от былого комфорта Азиза Шубран-бея, — вынесся на шоссе, ведущее в столицу.

Вместе с «шевроле» Азиз уберег одну из самых дорогих сердцу радостей — держать руль, повелевать пространством. Набирая скорость, он выражал свое ликование громкими гудками. Иногда он принимался выбивать на клаксоне дробь, как музыкант на бубне. Крестьяне, едущие верхом на осликах, продавцы на груженых повозках шарахались в испуге. Азиз смеялся, глядя, как падают на асфальт, под колеса машины, гроздья бананов, стебли сахарного тростника или ошалевшие от страха цыплята.